— Ваш чай, Олег Федорович.
— Спасибо, Аня.
— Вы очень бледны. Может быть, какое-то лекарство?
— Разве бывает лекарство от прошлого?
— Да. Беспамятство. Многие только его и ищут.
— Я не из их числа, Аня.
— Это очевидно. Пригласить посетителя?
— Да.
Гринев остался один. Девушка оказалась права. Солнце взошло на востоке.
Утро настойчиво стучалось в двери. И было вовсе не таким каким он представлял его в полусонных грезах.
Вошедший мужчина был лет пятидесяти, лысоват, рыжеват, одет неброско, бедно, но опрятно. Выцветшие глазки под белесыми короткими ресницами.
Определить их цвет было сложно: мужчина лишь мельком взглянул на Олега, тут же опустил взгляд и зашарил им по полу, по пустой столешнице, по краю стола, словно нашкодивший подросток, вдруг оказавшийся в кабинете строгого директора того еще времени, когда отчисление из школы за нарушение дисциплины было правилом, а не исключением.
— Кузнецов. Валентин Алексеевич, — представился он.
— Я вас слушаю, Валентин Алексеевич.
Тот вздохнул именно так, как вздыхают малолетки, прежде чем рассказать классному руководителю о содеянной ими далеко не безобидной шалости. А руки его постоянно тискали, мяли, сворачивали и разворачивали какую-то бумажку — то ли фантик, то ли проездной талон. И еще — пальцы его чуть заметно подрагивали.
Наконец, он поднял глаза — они оказались цвета городских мартовских луж: грязно-серые.
— Э-э-э... Можно водички? Во рту что-то пересохло.
— Может, лучше коньяку?
Мужчина сглотнул так, что дернулся кадык, сказал севшим голосом:
— Если только рюмочку...
Гринев пододвинул ему широкостенный стакан, плеснул граммов сто. Похоже, Валентин Алексеевич был алкоголиком. Ну да напиться ему Гринев здесь не позволит.
Кузнецов жадно подхватил стакан, поймал носом аромат алкоголя, чуть поморщился, поискал на столе, чем бы запить, не нашел, напрягся на мгновение и махом проглотил коньяк. Посидел на стуле молча с полминуты, все тщедушное тело его было напряжено, а потом вдруг расслабилось, лицо сделалось благодушным, он обвел глазами своды кабинета, произнес:
— А хорошо вы тут... — С его губ уже готово было сорваться житейское «устроились», но Кузнецов вовремя сдержался, продолжил:
— А хорошо вам тут, наверное, работается... Просторно.
Гринев промолчал. Пьяниц он недолюбливал. Такие подведут в самый неподходящий момент. Он было даже пожалел, что не отослал незваного посетителя сразу, но... Как он мог его отослать?
— Я вас слушаю, — повторил он монотонно. Мужчинка снова вздохнул, сказал:
— Я человек маленький, необеспеченный... А ведь когда-то слесари в цене были. Рабочий класс. Теперь — что? — Он снова обвел взглядом кабинет, сглотнул: