— Тебе в город? — хрипло спрашиваю я, а сам снова радуюсь собственной голове, так редко берущей на себя труд хоть о чем-то думать.
— Да.
— Тогда нам по пути! — догадываюсь я, делаю приглашающий жест рукой и улыбаюсь оскалом жизнерадостного олигофрена.
— Вы так любезны, — замечает девушка, словно два часа дожидалась на жаре, а проезжающие мимо хлыщи обдавали ее пылью и презрением.
Девушка движется к машине, слегка покачивая бедрами, я любуюсь длинными, покрытыми золотистым загаром ногами и вдруг понимаю, что под коротенькой белой юбочкой ничего нет — никакого бикини. «Осуществляются мечты» — как говорил Райкин. Похоже, я все-таки перегрелся.
Девчонка оборачивается и смотрит мне в глаза, — у меня такое чувство, словно я подросток, подглядывающий из-за портьеры за взрослой дамой, и как раз сейчас упал карниз… Или у меня крыша поехала…
А все же она изумительно хороша!
С присущей мне элегантностью открываю дверцу авто и замираю в позе грума.
Она смотрит на жаркое замшевое сиденье, улыбается, словно извиняясь — «Ой, совсем забыла!» — достает из сумки белый комочек и…
Девушка поднимает юбочку-эластик до пояса, чтобы не мешала, не торопясь просовывает в трусики ножку, другую, выпрямляется и медленно подтягивает от коленей вверх. Оправляет юбочку, щеки ее очаровательно покраснели, словно у школьницы, услышавшей приятную непристойность…
— Извините, — и садится в машину.
Я же плюхаюсь на водительское место с видом человека, который только и делает в последнее время, что подвозит голеньких девчонок с диких пляжей до городка.
— Меня зовут Лена. Можно сигарету?
Гордо подаю ей «Кэмел». Непосредственность, с которой она забралась в чужое авто и угощается чужими сигаретами, напоминает мне мою собственную.
— Олег, — говорю я, протягивая зажигалку.
— Мужественное имя. Хотя — несколько аскетичное.
— Да? — удивленно тяну я. — Никогда не считал себя аскетом.
— Но вы и не сластолюбец… Это ваша машина? Ее непосредственность очаровательна и безгранична. Просто хочется сдать ей под расписку и «жигули», и «ствол», и самого себя. Как представителю власти. Безвозмездно.
— Нет, — честно отвечаю, — я ее угнал. До этого машина принадлежала Центральному совету профсоюза гомосексуалистов-надомников.
Все это я проговариваю грустно и устало — как и положено погрязшему во грехе. Девушка смеется:
— Все вы врете.
— Да, — снова честно отвечаю я. — Вру. А вы?
— Что — я?
— Любите врать?
— Люблю. Только это не вранье, а фантазерство.
— И что же вы придумываете?
— Что хочу. А сейчас мне нужно выдумать вас.
— Ну и как, получается?