– Мне кажется, что тебе будет приятнее медленно ползти, а не лететь, – сказал он. – Можешь также попробовать перемещаться, как паук или муха, прямо, вверх или вниз, или вверх ногами.
Внезапно я приземлился. Было похоже на то, что из неведомой пылинки я вдруг превратился во что-то тяжелое, тем самым ощутив почву под собой. Я не мог больше видеть стен тоннелей, но эмиссар был здесь же и в более удобном положении, перемещаясь рядом со мной.
– В этом мире тебе не обязательно все время быть связанным тяготением, – сказал он.
Конечно, я и сам мог это понять.
– Тебе здесь также не нужно и дышать, – продолжал его голос. – И только для своего удобства ты продолжаешь пользоваться зрением, по привычке делая это так же, как в твоем мире.
Казалось, что эмиссар решал, продолжать ли ему говорить дальше. Он прокашлялся в точности как человек, собирающийся начать говорить, и произнес:
– Зрение – главный источник информации; поэтому сновидящий всегда говорит о своих ощущениях во сне, пользуясь терминами зрения.
Лазутчик втолкнул меня в тоннель направо. Он был несколько темнее других. Вопреки моему здравому смыслу, он показался мне более уютным, чем другие, более мирным и более знакомым. Мой ум пронзила мысль о том, что я был подобен этому тоннелю, или он – мне.
– Вы уже встречались раньше, – произнес голос эмиссара.
– Что это значит? – сказал я.
Я понял его слова, но не знал, что он имеет в виду.
– Вы когда-то боролись друг с другом и поэтому сейчас каждый из вас содержит энергию другого.
Я подумал, что в голосе эмиссара слышится злая нотка или даже сарказм.
– Нет, это не сарказм, – сказал эмиссар. – Я рад, что у тебя есть среди нас сородичи.
– Что ты подразумеваешь под сородичами? – спросил я.
– Обмен энергией означает родство, – ответил он. – Энергия подобна крови.
Я потерял дар речи. Я ясно ощутил, как во мне шевельнулся страх.
– Страх – это нечто, несвойственное этому миру, – сказал эмиссар.
Из всего, что он сказал, только это было не совсем точным.
На этом мое сновидение закончилось. Я был так ошарашен яркостью увиденного, поразительной ясностью и последовательностью сказанного эмиссаром, что не мог дождаться момента, чтобы рассказать обо всем дону Хуану. Меня удивило и насторожило то, что он не захотел слушать меня. Он так ничего и не сказал, но я догадывался, что он считал все случившееся моим собственным индульгированием.
– Почему ты так ведешь себя со мной? – спросил я. – Ты чем-то недоволен?
– Нет, я всем доволен, – сказал он. – Дело в том, что я не могу говорить об этой стороне твоего сновидения. Это исключительно твое личное дело. Я сказал тебе, что неорганические существа реальны. Теперь ты сам обнаруживаешь, насколько они реальны. Но то, что ты извлечешь из этого открытия, – это уже твое дело, твое личное дело. Когда-нибудь ты поймешь, почему я оставался в стороне.