Это важнее.
— А на себя погадаешь? — поинтересовалась Инга, разглядывая вытянутую из воды ногу.
— Нет, на себя не буду.
— Не хочешь знать свое будущее?
— Хочу, но не буду.
— Странная ты, Никуша. — Инга блестит глазами из своей пены. — Иногда мне кажется, ты что-то таишь в себе. Что у тебя есть тайны от меня, честное слово.
— С чего ты взяла? — искренне удивилась Ника. — Какие такие тайны?
— Ну, например, у меня от тебя секретов нет. Я с тобой всем делюсь. Даже самое интимное рассказываю.
— И я.
— Правда? Правда-правда? — Инга кинула в сестру клочок мыльной пены.
— Конечно!
Ника сунула колоду в карман фартука.
— А если у тебя с Колей что-то такое будет.., ты ведь мне расскажешь?
Ника молчала. Она не планировала это событие, как планировала его Инга. Это нелепо и смешно.
Она пожала плечами.
— Смотри же! У нас нет друг от друга тайн! — напомнила сестра.
* * *
То, что машина, на которой Инга с Романом ехали на дачу, принадлежала не Ромке, а его отцу, Ингу ничуть не смущало. Машина отцова и дача отцова. Но когда-нибудь… Инга хорошо знала это правило: есть у отца — будет к у сына. Впрочем, в отношениях с парнями материальная сторона для Инги никогда не стояла во главе угла. Боже упаси. Это люди, выросшие в нищете, как правило, рвутся в клочки из-за материального благополучия. Она — нет. Она, слава Богу, никогда ни в чем не нуждалась… А случись такое — два отца не дадут пропасть. Нет, ее занимало другое…
Но, что ни говори, приятно ехать в просторной «Волге» цвета зимнего вечера, рассекать засыпанное снегом Подмосковье и предвкушать пьянящий свободный вечер…
Дача Ромкиных родителей оказалась двухэтажным строением вполне в профессорском духе 80-х: скромненько, но со вкусом.
Пока Ромка расчищал снег перед гаражом, Инга открыла дверь и вошла внутрь. Уютненькое гнездышко. Плетеное кресло-качалка, стеллажи с книгами, камин, диван с небрежно наброшенным клетчатым пледом. И ни-ко-го.
Инга громко хлопнула в ладоши и подпрыгнула.
Свобода! Она — в недосягаемости для мамы, для отца, для дяди Гены, для всех. Они считают ее ребенком, а она совсем взрослая. Никто не будет опекать ее и поучать. Она насладится свободой на полную катушку.
Вот! Наслаждение! Да, пожалуй, так: чувственное наслаждение. Это именно то, к чему она стремится. То, что жаждет испытать, то, что движет ею в последнее время. Ускользающее и непонятное для нее. Любовь?
Инга, не снимая дубленки, стала подниматься по лестнице вверх, к спальням. Любовь… Да, она хочет быть любимой. Чтобы ее баловали, заботились о ней, с ума по ней сходили. Но чтобы самой поклоняться, сходить с ума, заботиться? Ну уж нет. Она пока не сумасшедшая. Женщина должна лишь позволять любить себя. Говорить о своих чувствах, если это необходимо, — пожалуйста, сколько угодно. Но чтобы носки стирать? Рубашки гладить? Сюси-пуси всякие разводить? Это не для нее.