… После литературы по расписанию было еще два урока. Но Колюня сразу после звонка на переменку как бы дематериализовался. Малышева встретила «братьев» в буфете и в два счета выяснила, что те пострадали безвинно. Она ела ватрушку с творогом, запивала ее компотом и недоумевала: кто же вокруг этой записки столько туману развел? Пойти в кино, на дневной сеанс с двумя и даже с одним мальчишкой – что в этом особенного?
… Бабуля была дома. Рублев обрадовался этому: будет с кем поболтать, душу отвести. Сидение за партой в одиночку угнетающе действовало на него. Да и забыть про инцидент с запиской тоже не мешало. Хотел публично признаться, что это он ее послал. Да вот злая Наталья помешала. «А ты и рад, что помешала», – откровенно сказал ему «внутренний голос».
– Половина учителей болеет, – пошел Колюня молоть, опережая вопрос бабули, почему вернулся из школы так рано. – Да и как им не болеть? С нами, наглыми, железные нервы надо иметь. Скорее бы внедряли компьютеры, что ли?…
– Есть сейчас будешь или потом?
– Так устал – даже есть не хочется. И некогда. Уроки, общественная работа…
– Сегодня убиралась, на полу нашла, – протянула она ему фотокарточку Малышевой форматом 3x4. – Любовь, что ли, твоя?
– Ты что?! – оглушительно громко рассмеялся Колюня. – Это Валерочки Коробкина страсть.
Бабуля никогда твердо не знала, когда эта балаболка правду говорит, а когда дурь выламывает. На всякий случай пошла разогревать щи, отбивную котлету и допекать пирог с яблоками. Колюня же, напевая боевой мотивчик, ногой открыл дверь в свою комнату, ногой же и закрыл.
Бросил сумку на стол, подошел к зеркалу и пристально посмотрел себе в глаза… Ну, Рублев, ну, рыжий прохвост, заварил ты кашу с этим культпоходом в кино! Смешнее всего будет, если Коробка, здорового лба, и Малышеву пропустят в кинозал, а тебе посоветуют прийти попозже, с паспортом. Фильм-то: дети до шестнадцати не допускаются. Боятся, вдруг детки узнают то, что они давным-давно знают. Нет, дудки, я уже не маленький. Маленьким меня школьная форма делает. А как облачусь во все фирменное, у билетерши в зобу дыхание перехватит от почтения. Он открыл дверцу шифоньера. Отцовский вельветовый пиджак с борцовскими плечами – вот что его состарит сразу лет на пять!
– Обед на столе, – заглянула к нему бабуля. – А я пошла и хозяйственный. Порошок, сказывают, завезли. Ты дома будешь?
– Нет, скоро ухожу на выставку японской графики, – соврал он и сам не понял зачем. – Кстати, дай-ка трешечку на мороженое.
– На мороженое?… Совсем меня за дуру считаешь…
Но деньги, затребованные внуком, куда денешься, выдала. Отец с матерью, уезжая туда, оставили для него хорошенькую сумму: по тридцать рублей в месяц на карманные расходы. Она была против такого баловства. Невестке побоялась, а сыну сказала: «Вы вроде как откупаетесь от него…» Хотела утаить эти деньги и сберечь их для внука – пригодятся, когда станет большим. Но тот знал про них и тратил, на что хотел. Прошлой зимой позвал товарищей из школы на день рождения. Она приготовила им поесть, пирог испекла, фруктовой воды по бутылке на человека поставила. Они еще за стол не сели, сразу включили какую-то оголтелую музыку, такую громкую, что у нее на кухне стаканы по столу поехали. Лечатся они от чего-то ею, что ли? Сидеть с ними, она еще из, ума не выжила, не стала, пошла к соседке. В одно время с ней из квартиры вышел и Валерий. Этот парнишка ей нравился. Смирный. Суждения как у взрослого. «Что мало был?» —спросила она. «Скоро по телику будет урок астрономии, – c заботой в голосе ответил он. – А с ними разве посмотришь?» Через час она вернулась – их никого уже не было, убежали на улицу. На столе, кроме бутылок из-под фруктовой воды, стояла еще одна, она не поняла, из-под чего. Было накурено. Телевизор работал на полную мощность, пластинка на проигрывателе крутилась без звука. Ох, горе ты мое. Беспечный, непутевый. Скорее бы уж отец с матерью забрали тебя к себе. Разве это дело: они там, он здесь?…