Джафаров быстро сунул крест в карман и закрыл чемодан.
Краем глаза Джафаров заметил, что стрелять старик не собирается.
Не спуская с него цепкого взгляда, Джафаров стал подниматься с камня, на котором сидел в своем убежище.
Но, чуть ослабив внимание на карабине, Джафаров заметил, что старик сидит и беззвучно плачет.
Все еще настороже, Джафаров подошел к нему. Теперь он в любой момент смог бы опередить старика и достать пистолет раньше, чем тот бы вскинул карабин.
— Чего не стрелял? — поинтересовался Джафаров. — Такое богатство бы досталось!
— Досталось? — горько переспросил старик, мгновенно переставший плакать. — А чем бы я, по-твоему, его достал? У нас для инвалидов дома не приспособлены: не въехать, не выехать. Парализованный я, понятно? Одна рука только и действует.
— А кто ухаживает? — спросил Джафаров.
— Дочь! — расцвел старик. — Только я ей, похоже, жизнь порчу. Пенсия у меня большая, а жизни ей нет, я хуже малого дитя. Пять лет со мной мается. Никакой ей личной жизни. — И спросил безо всякого перехода: — Ювелирный грабанул или хату чью-нибудь взял?
— Ни то, ни другое, ни третье! — ответил Джафаров. — Никогда, старик, ты не догадаешься. Эти драгоценности — малая часть богатства одного очень крупного руководителя.
— Ясно! — сразу понял старик. — Руководитель из тех, кто ругал прежнюю власть за привилегии, а как только дорвался до власти, стал вором хуже прежних в сто раз. А ты, значит, «вор у вора дубинку украл».
И он засмеялся левой половиной лица, что выглядело довольно пугающе.
— Нет, не значит, старик! — ответил Джафаров.
— Собеседника нашел? — послышался женский голос в глубине комнаты, и к окну подошла миловидная женщина лет тридцати пяти — сорока.
— Еще какого, Валюта! — похвастался старик. — Такого интересного я давно не встречал. Наговорюсь хоть перед смертью.
— Рано хоронишь себя, отец! — рассердилась Валентина. — Грех это: говорить о себе как о мертвом. Пока Бог не решил взять твою душу на небо, надо жить!
— Слышишь? — гордо спросил старик.
— Правильно говорит! — поддержал дочь старика Джафаров. — Успеешь еще умереть!
— Она у меня в Бога верит! — с удивлением рассказывал старик. — А я в прошлом политработник, за крестик солдата мог под суд отдать. А она крещеная, не го что я — нехристь!
— Никого ты под суд не отдавал! — устало возразила дочь. — Не наговаривай на себя, пожалуйста. Что о тебе человек подумает?
— А я и не говорю, что отдавал! — возразил старик, и глаза его хитро заблестели. — Я говорю: мог отдать, власть была и законы соответствующие.
— Может, вы в дом зайдете? — предложила Джафарову Валентина. — Что через окно беседовать?