Как ни странно, но вид покойников сразу вернул Смыкову хладнокровие – уж лучше реально зримая опасность, чем жуткая, невысказанная тайна.
– Шуруйте топку, – велел он Жердеву. – Так шуруйте, как невесту свою не шуровали. А уж я вас дровами обеспечу. Если не смоемся отсюда вовремя, тоже будем так лежать.
Кроя все вокруг – и этот обдрюченный разъезд, и этот высерок – паровоз, и этих дубарей-гвардейцев, и себя самого (что называется, десятиэтажным матом без одеяла), Жердев кинулся обратно в кабину, где стал дергать какие-то рычаги и передвигать ручки. Зашипел пар, и лязгнули поршни в цилиндрах, но, как видно, они еще не успели набрать силы, способной сдвинуть состав с места.
– Дрова нужны! – крикнул Жердев. – Хватай побольше, бросай подальше, пока летит – отдыхай.
Смыков немедленно воспользовался этим советом, и дело сразу пошло быстрее. Поленья летели из рук в руки и сразу исчезали в топке. Стрелка манометра, мелко-мелко дрожа, постепенно сдвигалась по дуге к зеленому – рабочему – сектору шкалы.
Внезапно что-то резко щелкнуло по толстому оконному плексигласу. Затем в тендер влетел кусок щебня, отрикошетивший от угла кабины. Вокруг нарастали звуки, похожие на шум крупного града, сокрушающего тепличное хозяйство.
По привычке выхватив пистолет, Смыков выглянул наружу. Щебенка по обе стороны от путей шевелилась, как закипающая каша, и плевалась отдельными камнями. С каждой минутой этот «град наоборот» становился все более интенсивным.
– Шахна дует, хер кует, жопа жару поддает! – с истерическим восторгом пропел Жердев. – Не бзди, земляк, прорвемся! Я в Киркопии и не такое видал! Дрова! Дрова! Дрова давай!
Смыков в запале не заметил, как очистил почти полтендера. Пламя из топки перло аж в кабину, бешено свистел рабочий пар, шатуны рвали кривошипы, пробуксовывающие колеса грызли головки рельсов так, что из-под них искры летели. Сильно мешали каменный град, долбивший сверху все подряд, и мертвецы (числом шесть штук), через которых все время приходилось перепрыгивать.
И вот, наконец, паровоз дернулся с места, да так резко, что Смыков не удержался на ногах. Вдобавок сверху его приласкал кусок щебенки. Было от чего вскрикнуть, но этот утробный вскрик потонул в победном реве Жердева:
– Понеслась Маруська в партизаны! Москва – Воронеж, хрен догонишь!
Паровоз шел рывками, враскачку, словно возвращающийся с попойки алкаш, но тем не менее мало-помалу набирал скорость. Минуя давно бездействующие станционные семафоры, печально уронившие свои длинные шеи, Жердев ради понта подал прощальный гудок.