Только вечером, когда младенец засыпал, Жанна не душой, но мыслью на миг отрывалась от Лоизы и вспоминала о своем возлюбленном, которому она доверилась полностью и безоглядно…
Неужели он подло покинул ее, и война послужила лишь предлогом для его отъезда? Неужели он бросил свою юную жену и никогда больше к ней не вернется?
А может, его уже нет в живых? Ведь о нем ничего не известно… Ничего!
Ах, Франсуа!.. Она принадлежала ему душой и телом… Она всем пожертвовала во имя своей любви к нему!
Так где же он? Неужели действительно трусливо сбежал, отправился в армию, чтобы Жанна не смогла больше докучать ему? И они уже никогда не встретятся на этом свете?
А вдруг его убили? Ведь прошел почти год — и ни единой весточки!..
И в эти тихие ночные часы сердце Жанны разрывалось от жестокой муки. Слезы отчаяния катились из глаз истерзанной страданиями женщины и падали на лобик Лоизы. Младенец просыпался…
И тогда в душе Жанны снова брали верх материнские чувства. Жанна сдерживала рыдания, гнала прочь горькие мысли о своей любви и нежно укачивала несчастное дитя, дочь, которой предстояло расти без отца. Лоиза засыпала под тихие звуки трогательной колыбельной, той самой колыбельной, что передается из поколения в поколение; в разных странах и в разные времена эти мелодии удивительно схожи, и воспоминание о бесхитростной песне матери сопровождает человека всю жизнь, до самой могилы.
Баю-бай, баю-бай!
Спи, мой ангел, засыпай…
Мне Господь тебя послал,
Утешенье даровал…
Спи, сокровище мое,
Спи, бесценное мое…
Уже близилась весна. Жанна нечасто показывалась на улице; она предпочитала выносить Лоизу в садик. Молодую женщину ужасала мысль о встрече с Анри де Монморанси; лишь представив себе такое, она начинала дрожать от страха.
Жанна любила Лоизу страстно, безумно, безгранично. Дочь стала для нее центром мироздания и смыслом жизни, единственным источником веры и надежды. Это обожание зародилось еще тогда, когда Жанна только ждала ребенка, со временем же оно превратилось в какое-то всеобъемлющее, невыразимое словами шестое чувство, полностью подчинившее себе все ее существо.
В марте малютке исполнилось пять месяцев. Деревья покрылись нежной листвой, природа ликовала — только на душе у бедняжки Жанны было пусто и черно.
Однажды, когда март был уже на исходе, кормилица и ее муж поехали в лес нарубить дров. В доме осталась одна Жанна. Устроившись у кроватки, она с восторгом и умилением любовалась спящей дочуркой. Из открытого окна был виден сад во всем блеске своей весенней красы.