– Наши места начинаются, забайкальские. Однако скоро дома буду.
Что расскажет снайпер седым людям, которые, провожая его на фронт, наказывали бить фашистов по-сибирски, с упорством и сметкой таежного народа?
Все время было некогда. А теперь, недалеко от родимой земли, можно отдохнуть, все вспомнить и подвести итог «таежной бухгалтерии». Теперь Номоконов грамотный, ученый. За время войны хорошо научился читать, в госпиталях, бывало, и книжки осиливал. Потихоньку-помаленьку, а глядишь, и прочитана.
На плечах погоны старшины. А позади огромный и трудный путь – в полмира. В полевой сумке «Памятка снайпера», и в ней уже нет места для записей.
В Старорусских лесах в дни отступления он объявил гитлеровцам дайн-тулугуй. Понимает снайпер: миллионы советских людей объявили тогда беспощадную войну фашизму. Они давали слово победить, и они – победили.
Совесть снайпера чиста, как этот родник, стекающий со скалы. Врагов, ринувшихся на землю Родины, терзавших ее живое тело, истреблял он.
…Встреча с лейтенантом Репиным, первый выход на снайперскую охоту, учебу… Грозой для врагов стал человек из тайги. К маю 1942 года он уничтожил 150 фашистских захватчиков. Тогда и посвятил ему свои стихи поэт В. И. Лебедев-Кумач:
Вот мастер снайперской науки,
Фашистской нечисти гроза.
Какие золотые руки,
Какие острые глаза!
Он сочетает и уменье,
И выдержку большевика.
Он бьет, и каждой пули пенье
Уносит нового врага.
Он бьет – и насмерть поражает,
И, помня Родины приказ,
Он славный счет свой умножает
И неустанно приближает
Победы нашей славный час.
17Умножил свой счет снайпер. Поблекли записи в «Памятке», сделанные лейтенантом.
Отомстил Номоконов и за смерть своего друга Тагона Санжие-ва. Вот запись, сделанная женским почерком: «Немецкий снайпер уничтожен».
Все случилось тогда, как и предполагал Номоконов. Рано утром, в ответ на первый же выстрел Поплутина, ударил гитлеровец, накануне сразивший Санжиева. Во время выстрела фашистский снайпер чуть приподнялся, и в это мгновение ударила его пуля Номоконова, залегшего справа, всего метрах в двухстах от дороги. Весь день, зарывшись в камнях, никого не подпускал зверобой к месту, откуда прозвучал один-единственный выстрел, а как только стемнело, быстро, чтобы опередить немцев, пополз к дороге – до боли хотелось убедиться в точности своего выстрела. Пилотку врага принес в свой блиндаж Номоконов и именную снайперскую винтовку – на этот раз для подтверждения. А когда раздевался, вдруг увидела женщина, новый командир взвода, кровь на гимнастерке солдата. Забеспокоилась, вызвала врача. Пустяки, это еще вчера, не сказывал солдат. Пуля, сразившая Санжиева, неглубоко вошла и в плечо Номоконова. Однако весь день ныла рана и кровоточила, распухла шея. Снова удивились солдаты упорству забайкальца, а он сказал коротко: – Теперь спокойно будет спать Тагон.