Но вот опять привстал фашист, махнул рукой.
Поодаль вышел из кустов другой немецкий солдат. Высокий, с непокрытой головой, с автоматом наготове, он быстро подошел к оврагу, спрыгнул вниз и, направляя оружие по сторонам, осмотрелся. Успокоившись, он быстро зашагал по тропинке, проторенной по дну оврага. Номоконов услышал шаги и, глянув вниз, опешил. К роднику направлялся еще один немец – этот зашел откуда-то сзади.
Куда тронулся высокий фашист с автоматом в руках? Искать сидку русского снайпера или отвязывать «кукушку»? Открыть огонь, когда он положит оружие и полезет на дерево? Выстрелить в немца, затаившегося на обрыве? Этот все вынюхивает, командует… Турнуть фашиста, который ползает теперь возле родника и щупает камни? Вот он склонился над убитым, огляделся по сторонам, боязливо потрогал винтовкой пучок волос, свисающих со склоненной березки.
«Сапера послали, – озирался Номоконов. – Начинать али еще подождать? Может, много фашистов за кустами? Притаились, охраняют».
Немец, уходивший по ложбине, поравнялся с большой сосной и, круто свернув влево, стал карабкаться по склону. Легонько свистнуло над оврагом. Немец взмахнул руками и, рухнув на спину, покатился вниз.
–Как?
Снова свистнула пуля. В грохочущих звуках войны Номоконов уловил далекий винтовочный выстрел и увидел, что из рук немца, лежавшего на обрыве, выпало оружие. И этот был сражен чьим-то далеким молниеносным ударом. Солдат перевел винтовку к роднику, но было поздно. Взвизгнула пуля, отскочившая от валуна, со звоном унеслась в вышину. Немец, уползавший за камни, остановился, задергался, выкатился на открытое место и затих.
Все произошло в считанные секунды. «Кто-то позади наладился, – догадался Номоконов. – Ловко ударил, быстро. Кто? Тагон Санжиев свил гнездо али Дубровин явился? Чего сам оплошал, скажут, струхнул? Так-то так, а однако, моих взял!».
Солдат рассердился. Долго приманивал он фашистов, а только проворонил, навел на пули другому. Чьи-то линзы бинокля обшаривают сейчас родник, замирают на серых камнях, видят мертвых фашистов, склоненную березку с клоком черной шерсти, смеются. Зорко всматривался и Номоконов, переводя бинокль с места на место. Не шевелились ветви кустов, никто не сбегал в овраг, и солдат совсем расстроился. Он поймал себя на мысли, что много говорил в эти дни и плохо слушал других. Лейтенант предупредил на прощанье: нельзя бродить по квадрату, сворачивать. Двести – триста шагов в любую сторону оврага – здесь разрешалось выбрать сидку.
«Однако на чужую делянку вышел, –догадался стрелок. –Али кого на помощь отправил лейтенант? Али для проверки, посмотреть? Так или не так, а боевой явился, грамотный, шибко меткий. Вчерась не было его – ночью сел».