– Березу возле родника замечал? Хугур глядел, догадался? Али пропустил?
– Чего?
– Гм, – опешил солдат. – Кажись, и якуты ставят… Однако городским ты сделался, отвык от тайги… Это я березу гнул, гриву вешал. Потому и приманулись фашисты к убитому. По нашему так: святое место объявил, никому нельзя трогать. А фашисты думали, поди, что за штука?
– Святое место? – приподнялся старший сержант. – Согнутая березка? Конечно, заметил! Думал, что старая отметка у родника, мирная. Вот оно что… Так это вы ночью, над убитым фашистом?
– Тише, командир, погоди, – оглянулся Номоконов. – Всем не сказывай, потом… Шаманом признавали, обманщиком…. А я так… Однако среди фашистов верующие есть, чумные. Всякое глядели, поди, в теплых местах, а про наши навыки не знали. Разговаривать зачнут, шептаться, то да се… Пусть думают, что шаман ходит. Я много волоса на олочи припас, а остальное там, на березе оставил. Долго будут глядеть, стрелков наводить. Снимут – опять повешу, – слезая с нар, говорил Номоконов. – Все время пугать надо, обманывать.
Лейтенант сидел за столиком, что-то писал, и, выждав, когда карандаш перестал бегать по бумаге, Номоконов сказал:
– Погоди маленько, командир, дело есть. Это, который фашист меня ударил, опять явится. Так знаю. Однако я назад пойду, обратно, ловить буду, скрадывать. Убью – обязательно новый приползет.
– Ложитесь и отдыхайте, – мягко сказал Репин. – У меня тоже есть дело. Завтра вы получите очень важное задание. Здесь, на месте, в этой избе. А сейчас – спокойной ночи.
– Напрасно, лейтенант, – заторопился Номоконов. – Погоди, слушай. Приманка там, хугур. Про это не осмелился…
– Слышали, что я сказал? – нахмурился Репин. – Вам непривычно в этой обстановке, трудно… А давайте все-таки по-военному. Как надо отвечать командиру?
– Я хотел для пользы, – пожал плечом Номоконов. – А раз сердитый, чего ж… Слушаюсь, лейтенант.
– Вот так лучше, – снова начал писать Репин. – И еще меня зовут – товарищ.
Ночью Номоконов проснулся от мягкого прикосновения чьей-то руки. Возле нар стоял лейтенант Репин, озабоченный, хмурый, и надевал телогрейку.
– Пойдемте вместе.
– Куда?
– Здесь, недалеко, – ответил Репин, подвешивая к поясу гранату. – Дубровин не вернулся, надо посмотреть… Только что позвонили…
Сон как рукой сняло. Мгновенно оделся Номоконов, взял винтовку. По лицу командира он видел, что случилась беда. Во время занятий поглядывал лейтенант на часы – ждал еще одного стрелка. Наверное, важную цель заметил Дубровин, еще на денек остался – в особых случаях, если требует обстановка, это разрешалось. Так подумали… «Неужто пропал?» – вспомнил Номоконов человека с добродушным круглым лицом, который первым приветствовал его в блиндаже и свою большую ладонь протягивал. Чего глядеть ночью на снайпера, затаившегося на позиции? Что случилось? Кто донес?