— Спирт есть, командир. Я еще в Кабуле все их сидоры перетряс — фляг семь наберется.
— Ничего себе! — восклицает Сарматов. — Тащи!
Американец сидит, привалившись здоровым плечом к камню. Когда Сарматов и Алан встают у него за спиной, он, не поворачивая головы, произносит:
— Я готов, майор!
Упираясь здоровой рукой в камень, он пытается встать на ноги, и когда с помощью Алана ему это удается, он обводит взглядом снежные хребты и шепчет:
— Круг... круг замкнулся! Все же как странно пересеклись наши пути!..
— Не мы их выбираем, полковник, — отвечает Сарматов. — Я тоже узнал тебя, «падре»!..
Американец кивает головой и, не поворачиваясь, спрашивает:
— Ну и как вы собираетесь со мной покончить?
Сарматов и Алан переглядываются. У обоих на лицах написано удивление, смешанное с отвращением. Повисает тягостная тишина, которую наконец прерывает Сарматов:
— Я — русский офицер, а не заплечных дел мастер! — сухо говорит он и ловит мутный взгляд американца. — Тебе, полковник, предстоит операция — без анестезии, ты согласен?
— Так вы не собираетесь меня?.. — вырывается у американца.
— Вы согласны? — прерывает его Сарматов, повторяя прежний вопрос.
— Что ж, надежда умирает вместе с нами! — после длительной паузы говорит американец. — Но... но хочу, чтобы ты знал... знал, майор, что борьбу... с коммунистами... я выбирал сам!
— С этим не ко мне, а к капитану Савелову, — сухо отвечает Сарматов. — Он у нас специалист в области идеологических противоречий. — И протягивает американцу кружку со спиртом. — Это, конечно, не виски, но другой анестезии предложить не могу.
Полковник залпом выпивает спирт, и тут же к его губам Алан подносит кружку, наполненную кровью архара.
— Пей, дорогой! Пей! — просяще говорит он.
Едва сдерживая тошноту, американец осиливает полкружки.
— Вторую в моих горах пьют за Аустерджи, — говорит Алан, снова наполняя кружку спиртом.
— Что он сказал? — переспрашивает у Сарматова полковник. — Что такое Аустерджи?..
— Аустерджи — это святой Георгий, — поясняет Сарматов. — Осетины всегда поднимают второй тост в его честь.
— Ну так за Аустерджи! — говорит американец и опять залпом опрокидывает спирт, запивая его кровью.
Отдышавшись, он обращается к Сарматову:
— Я слышал, что ваш русский православный бог любит троицу...
— Верно! — подтверждает тот.
Американцу наливают третью кружку спирта, которую он, давясь, выпивает.
— Хватит, больше не наливай! — останавливает изготовившегося уже Алана Сарматов. — Такая доза «шила» и слона свалит!.. Ваня, раскурочь с десяток маслят, а порох — в кучку! — приказывает он Бурлаку, прокаливая на костерке лезвие десантного ножа. — Алан, сунь ему в рот берет, чтобы американскую улыбку не попортил!..