— Но два условия, — говорит Сарматов. — Первое: десять аквалангов, лучше американских, столько же автоматов «узи» с патронами, кило сто пластиковой взрывчатки с радиодетонаторами.
— Второе?.. — спокойно спрашивает генерал.
— Второе: вы меня не знаете, никогда со мной не разговаривали, ничего мне не приказывали...
Генерал бросает на него быстрый взгляд. Он замолкает на некоторое время, видимо, обдумывая все «за» и «против». Потом, словно что-то для себя решив, спрашивает Сарматова:
— Когда... по первому условию?..
— Если в это сделали еще вчера, сегодня шестеро моих ребят были бы живы!
— Понял... — мрачнеет лицом генерал. — Вертолет прилетит завтра на рассвете.
— Разрешите идти?
— Идите! — кивает генерал и вновь устремляет взгляд в иллюминатор.
Никарагуа. Северо-восточная граница
17 июля 1985 г.
Сумерки опускаются на сельву и на протоку, выводящую к основному руслу реки. Десять человек в аквалангах и костюмах для подводного плавания, укрываясь за кустами, направляются по берегу протоки к реке. Внезапно идущий впереди Алан предостерегающе поднимает руку, и все бросаются на землю.
С протоки доносятся приглушенные голоса и плеск воды. Сарматов осторожно раздвигает ветви куста. Картина, представшая его взору, поднимает волну гнева: две обнаженные студентки сидят по горло в воде, одна стирает, а еще одна, обнаженная, длинноногая, делает на берегу гимнастику. При виде черной фигуры, материализовавшейся из зарослей, из горла гимнастки рвется крик ужаса, но Сарматов успевает зажать ей рот рукой.
— Завтра вас выпорю за самоволку! — говорит он ей на ухо. — Гусанос вот-вот будут здесь, поняла, Афродита?! Забирай своих подружек и немедленно дуй в лагерь!.. Поняла?
Сарматов отнимает руку от лица девушки.
— Поняла, Скиф! — кивает она.
— Я не Скиф, а Сармат!
— А я не Афродита, а Рита! — говорит она и, спохватившись, прикрывает наготу руками.
На их голоса из-за кустов выглядывают остальные студентки.
— Брысь в лагерь, поганки! — командует им Сарматов.
Подхватив одежду, студентки убегают в сумерки сельвы.
Обшарив биноклем протоку и противоположный берег реки и не заметив ничего подозрительного, Сарматов машет рукой. Десять черных фигур бесшумно погружаются в воду.
Резкий порыв ветра проносится над сельвой, по глади реки идет рябь, которая стирает отражающиеся в воде сполохи вечернего неба. На реке расплываются круги от первых капель начинающегося дождя, и вскоре и река и сельва скрываются за плотной завесой теплого, тропического, муссонного ливня.
После пронесшегося муссона ночная сельва и река живут загадочной и неведомой жизнью. Слышатся беспокойное бормотанье обезьян, вскрики ночных птиц, всплески воды и непривычные голоса диких зверей. В звуки ночной сельвы вплетается тихая джазовая мелодия — по берегу идут двое в камуфляжке с оружием. В руке одного — транзисторный приемник. Подойдя вплотную к берегу, люди пристально вглядываются в темень над рекой, о чем-то говорят и громко смеются, не замечая появившихся за их спинами двух черных фигур. Когда их безвольные тела запрокидываются на луговинку у кромки воды, Сарматов, вытирая о траву нож, бросает Алану: