в распухшую пробку. Кровь била толчками в ухо, но, слава Богу, колокольный звон затих.
Неожиданно Цыган, лежавший в луже крови, застонал и начал дергаться. Его движения напоминали предсмертные конвульсии. Тем не менее он был жив и спустя несколько мгновений рывком перевернулся на спину.
На его густо измазанном кровью искаженном лице страшно сверкали белки выпученных глаз. Из широко раскрытого рта ползли, надуваясь и лопаясь, красные пузыри. Никаких видимых ран на лице не было, кроме разбитого при падении носа. Но едва ли человеческий череп был в состоянии выдержать такой страшный удар, который нанес Константин. Наверняка кости в височной части были сломаны. Если бы хоть один осколок угодил в мозг, Цыган уже давно бы предстал перед Всевышним.
Но, видимо, этому крепышу везло. Впрочем, едва ли это можно было назвать везением. В любом случае ему уготована участь полутрупа, навсегда прикованного к больничной койке.
Вдруг Джоник, о котором Константин и думать-то позабыл, вскочил и с истошным воплем бросился к двери:
— Помогите! Убивают, гражданин начальник! Спасите!
И откуда только силы взялись в этом хилом теле. Джоник колотил в металлическую обшивку руками и ногами, сопровождая все это безумными выкриками:
— Не могу, начальник, помоги! Забери меня отсюда!
Он издавал столько шума, что было слышно наверняка во всем Подмосковье. Но Константин не обращал на него никакого внимания.
Пусть орет, все равно ведь рано или поздно вертухаев вызывать придется. Чем раньше, тем лучше.
Константин вдруг почувствовал одно острое желание — поскорей бы все это закончилось. Пусть гражданин следователь шьет ему дело, гражданин судья вместе со своими кивалами паяют ему срок и отправляют его хоть в тюрьму, хоть на зону, хоть на лесоповал, хоть к черту на рога. Но как охота курить…
Наутро капитан Дубяга выглядел так, словно ему пришлось провести бессонную ночь на боевом посту. Небритое лицо потемнело, глаза потускнели, даже волосы торчали в разные стороны. Константин собирался было посочувствовать гражданину начальнику, но передумал. Какого черта?
Дубяга заполнил несколько строчек в бланке протокола допроса и положил ручку.
— Что вы можете сказать по поводу вчерашних происшествий? — сухо спросил он.
— Каких происшествий?
— Не крутите мне муньку, Панфилов. Хватит мне и того, что я обращаюсь к вам на «вы».
— Я просто хотел уточнить, какие именно происшествия вы имеете в виду.
— Все. Я имею в виду все происшествия, которые случились с вами.
Константин сидел перед следователем на стуле, накрыв больную перевязанную руку здоровой. Но Дубяга, конечно же, успел рассмотреть темные пятна, расползшиеся по грязному бинту. Треснувшие костяшки пальцев на здоровой руке Константин вымыл еще накануне, после того как его перевели в новую камеру.