Чугунок дымился не успевшей остыть в печи картошкой, рядом с ним примостилась миска, полная соленых груздей.
— Кто обижает? Жена Василия колотит? — спросил Святой. Он решил, что хозяйка впала в маразм, и решил подыграть ей.
— Василий, чего бабка мелет? — обратился он к молчавшему Голубеву.
— Ахинею несет! — буркнул бывший сержант, пряча глаза.
Старуха вернулась с банкой, наполненной темно-бурой жидкостью.
— Поминки будем справлять? — усмехнулся Серегин.
Старуха расхохоталась сочным, заливистым басом, от которого мухи перепуганно забились об оконное стекло. Гости пытались было отвертеться от подозрительного на вид напитка. Но баба Марья веско заметила:
— Грех от угощения отказываться. Садитесь, мальцы, за стол без лишних разговоров. Наливайте!
Она широким жестом указала на трехлитровую банку, — Сухая ложка рот дерет!
Бражка была кислой, как яблочный уксус. Голубев, сославшись на указания врачей, отказался. А баба Марья пила наравне с гостями. Она, что называется, с места взяла в карьер.
Через полчаса банка опустела. Старушенция перевернула посудину вверх дном и вылила из нее осадок в стакан Серегину. Видимо, хозяйке приглянулся этот весельчак.
Дегустирование осадка окончилось плачевно. Несмотря на предостерегающие знаки Голубева, Николай выпил свой стакан. Эффект последовал незамедлительно.
Любитель розыгрышей скорчился в позе, которой позавидовал бы индийский йог, опрокинул с грохотом колченогий табурет и под смех всего собрания опрометью выскочил во двор.
— Прополоскал кишки? — ласково встретила его бабуля.
На столе красовался новый полный сосуд с бурым зельем.
Превозмогая подступившую к горлу тошноту, Николай просипел:
— Ну, мать, ты даешь! По тебе поминки черти справлять будут!
Забавные посиделки у бабы Марьи окончательно вывели желудок Серегина из строя, но подняли настроение друзьям бывшего спецназовца. Когда все вдоволь насмеялись, товарищи попросили Николая на обратном пути заехать в церковь.
— Крышу перекрыть шифером надо! — делился заботами Голубев. — Епархиальное управление средств не выделяет, а с пенсионеров что возьмешь? Дожди заливают храм божий.
Алтарь каменный, ему ничего не станется. Иконостас жалко.
Погибнет!
Святой с внутренним трепетом разглядывал темные лики неизвестных ему святых. Вера бывшего сержанта одновременно восхищала его и оставалась непонятной.
Святой не мог постигнуть ее смысла, но понимал, что только вера давала Василию силы переносить физические страдания и продолжать жить. И то сказать: человек столько пережил, но не выглядел подавленным, опустившимся инвалидом, дожидающимся смерти. Напротив, он строил планы на будущее.