— Отличное начало, парень!
— Молодец, цыпленок!
— Разреши поставить тебе пару стаканчиков, Джек!
Голд застенчиво улыбался и бормотал слова благодарности. Он слышал у себя за спиной и другие разговоры: «А этот сопляк не промах!» и «Этот молодой жиденок Голд — крепкий орешек!» А потом кто-то из полицейских заметил, что магазинчик, который собирались обчистить, назывался «О'кей». Кто-то еще заметил, что перестрелка случилась около полудня. И инцидент с чьей-то легкой руки окрестили "полуденной перестрелкой «о'кей на Мейн-стрит». Надо же, ровно в полдень! И новичок Джек Голд стал легендой. Ему придумали прозвище: Виатт Эпштейн. И Маршал Эпблюм. А за спиной называли Билли Жиденок. На протяжении полугода ему ни разу не удалось выпить на собственные деньги в баре, где обычно собирались полицейские. В «Таймс», в разделе городских новостей, напечатали очерк о чувствах и мыслях новичка в критический момент. И о его семье. И даже поместили фотографию Эвелин, которая смотрела на мужа снизу вверх и гордо улыбалась. Еврейский еженедельник «Наследие» посвятил герою всю первую полосу. Комитет бизнесменов закатил в его честь банкет на Ферфакс-авеню. Сперва он упирался, не хотел идти, но Эвелин настояла. Присутствовали члены муниципального совета Пятого округа. Присутствовали родители Эвелин. Дядя Макс и тетушка Минни. Его мать. Кэрол, Сарли. Сержант Катлер явился на костылях и произнес в его честь волнующую речь, заключительные слова которой утонули в слезах гостей. И все три сотни человек встали как один и приветствовали его.
После этого понадобились годы, чтобы доказать Эвелин то, что Голд знал с самого начала — никем, кроме как полицейским, он быть не может. Роль «крутого еврейского копа» подходила ему, как никакая другая. Несходство, отчужденность от всех остальных, которую он ощущал все время, по вечерам превращалась в профессию. Каждый день, отправляясь на работу, он чувствовал себя так, словно собирался на битву со всеми силами зла. Ему вообще нравилось общаться с самыми разными людьми — одна из основных причин, по которой он в свое время записался во флот. Он наконец обрел дело своей жизни. Тот факт, что он был единственным евреем в Центральном округе и одним из немногих среди полицейских вообще, ничуть его не смущал. Напротив, ему это даже нравилось. Два года он провел в открытом море, на авианосце «Йорктаун», там, среди 1900 моряков, было всего два еврея. Он прекрасно ладил со своими товарищами более «чистого» происхождения. Да, там имели место несколько довольно безобразных стычек, но Голд оказался скор на расправу и хорошо владел искусством кулачного боя, а потому, если кто и продолжал отпускать в его адрес шуточки, до его ушей во всяком случае они не доходили. Вообще Голд как-то мало осознавал себя евреем. Ему были чужды все религии. В детстве мать посылала его по субботам в синагогу. Вечерами он сидел в доме дяди Макса, попивая пиво, поедая попкорн, и, громко пукая, смотрел по телевизору спортивные матчи. Как-то он спросил дядю Макса об ортодоксах. Он видел их в Ферфаксе — мужчины с длинными бородами, в долгополых пальто, черных, тяжелых меховых шапках. И это в июле!