— Не сейчас. Сначала укольчик.
Из аптечки она достала маленький, покрытый черным лаком китайский ларчик, поставила на туалетный столик. В ларчике хранились шприц, дамская золотая зажигалка, кусочек ваты и детская антикварная серебряная ложечка. Анжелика присела на край ванны, положила тонкий, зловещего вида шприц на столик, взглянула на Голда, и он протянул ей плоский пакетик. Она взяла его бережно, как цветок, надорвала, высыпала белый порошок на бумажку. Бумажку положила на столик. Открыла кран. Ловкими коричневыми пальцами выудила из китайского ящичка крошечную ложечку. Одна, ровно одна жемчужная капелька упала на тусклое серебро. Анжелика чиркнула зажигалкой, подержала пламя под ложечкой. Через полминуты вода нагрелась. Она осторожно высыпала порошок и стала кругообразным движением покачивать ложечку. Героин растворился, Анжелика положила ложечку на столик, взяла иглу.
За покрытым инеем окошком сверкнула молния. Дождь громче застучал по крыше.
Она скатала ватку в крошечный тугой комочек, наколола на кончик иглы, погрузила в молочного цвета раствор, опустила поршень. Ложечка опустела, шприц наполнился, Анжелика вновь взглянула на Голда. Он протянул руку к висящим на веревке брюкам и выдернул ремень. Анжелика встала и сбросила с плеч халат. Теперь она была совсем голая, как и он. И красивая, невероятно красивая.
Она перешагнула через халат и устроилась на коленях у Голда, сидевшего на крышке стульчака, приладив попку к его члену, а изогнутой спиной прижавшись к животу. Вывернула левую руку, и он туго обмотал ее ремнем. Кожа натянулась, выступили вены на предплечье. Анжелика хихикнула, высунула кончик языка. Взяла шприц, вонзила иглу в руку. На теле вздулся пупырышек, потом исчез, острие проникло в вену. Она потянула поршень обратно, опять хихикнула и медленно впрыснула героин.
— О, папочка, о-о-о-о, мой сладкий папочка...
Игла раскачивалась в руке, она закрыла глаза, привалилась к Голду. Он чувствовал себя ослабевшим, размякшим.
Чувствовал ее легкое дыхание, неровный от наркотика пульс, чувствовал, как погружается она в блаженное забытье. Он баюкал ее на своей груди и любовался медовой, гладкой кожей. Она облизнулась, рот так и остался приоткрытым. Он вытащил иглу.
Так она проспала больше часа. Проснулась оживленная, счастливая и хотела его. Так забавно, так странно было видеть в небольшом зеркале, как погружается его сухое, бледное тело в ее — тонкое и темное.
На улице бушевал ураган. Они завернулись в купальные полотенца, пообедали — креольский рис с креветками, — поставили тарелки на пол и снова занимались любовью. На стерео пела Билли Холидей. Потом Голд смотрел, как Анжелика перед большим, круглым старинным зеркалом, улыбаясь его отражению в мутном стекле, расчесывает длинные, жесткие, цвета воронова крыла, волосы розовой щеткой. Одурманенная, она двигалась плавно, как в замедленной съемке. Голд в постели закурил свежую сигару, потягивал виски и думал, что надо хоть позвонить Эвелин, извиниться. Но вместо этого он задремал. Из-за дождя день так и не наступил, было темно.