Уолкер внимательно за ней наблюдал. Позади дома кто-то играл в бейсбол. Мяч то и дело попадал в заднюю стенку.
— Я не хочу, чтобы Кевин стал иудеем, — повторил Уолкер.
— Да уймись же ты, Сонни. Долдонишь одно и то же, как испорченная пластинка. Эйб Моррисон с удовольствием живет со мной и совсем не прочь на мне жениться. Но он же не миссионер, чтобы обращать в другую веру. Усек?
— Ты должна вырастить Кевина христианином.
Терри откинула голову и рассмеялась.
— Сонни! Да ты же ни хрена не знаешь о христианстве. Помнишь, однажды, в канун Рождества, ты сломал мне руку? Это что, по-христиански? За всю свою жизнь ты никогда не был в церкви. Можно подумать, твой старик воспитал тебя христианином? Вот смехота-то! Старый хрыч работал на железной дороге в Барстоу только для того, чтобы каждый вечер надираться и колошматить тебя и твою мать. Единственный христианский поступок в своей жизни он совершил, когда нализался до беспамятства и лег на рельсы перед товарным поездом. А теперь ты вдруг заявляешься ко мне и начинаешь нести невесть что. Как будто ты ни в чем и не виноват. Плевать тебе на весь мир. А я все еще жду, что хоть раз в своей жизни ты поступишь по-христиански. Оставишь в покое меня и моего сына.
Он откинулся на спинку кресла, обхватив руками затылок и выпятив локти вперед.
— Тебе пора выбросить всю эту чушь из головы, Сонни. Я говорю с тобой как твой друг, а не как бывшая жена. Тебе надо научиться ладить с людьми. Обязательно. Нельзя же жить, как ты, ненавидя всех. Поэтому ты и не можешь удержаться ни на какой работе, кроме этой дурацкой работы — доставки газет. Ты знаешь, как только ты пришел ко мне, я сразу же подумала, что тебя вышвырнули. Твоя нынешняя работа -единственная, на которой ты смог продержаться больше двух недель. Устроиться туда тебе помог Эйб, почему же ты поливаешь его грязью? Он не сделал тебе ничего плохого.
Уолкер вместе со стулом покачнулся вперед. Уперся локтями в стол.
— Не обо мне же он заботится. Он делает это ради тебя.
Он сложил перед собой согнутые ладони и, используя свои большие пальцы как прицелы, нацелился на портрет матери Терри, который висел на стене.
— К тому же мне не нужна эта работа. Я взялся за нее только для того, чтобы видеться с тобой.
Терри опустила глаза в чашку, не желая встречаться взглядом со своим бывшим мужем.
— Сонни, — сказала она. — Все это было так давно.
— Да, но...
— Мне было шестнадцать, Сонни. А ты был мускулистый парень, весь в татуировке. И у тебя был мотоцикл. И ты был такой горячий — настоящий огонь. — Она спокойно посмотрела на него. — Не думаю, что ты и сейчас такой же горячий.