«Верховный маг империи Эст Сотворитель», — подтвердили воспоминания Рисы.
Приятно удивлена. Какие люди, и без охраны!
«Линяем! Удивительно, что еще не заметили». Успеется. Такой спектакль, да из первого ряда!
Я подошла чуть ближе, чтобы расслышать, о чем говорили первые люди Империи. За неимением стульев пришлось устроиться с сомнительными удобствами прямо на полу. Замечательно — звукоизоляции не наблюдалось.
Спорщики ни на секунду не прекращали грызню.
— Маги, — процедил сквозь зубы, как самую нецензурную брань, священник. — Ничего нельзя доверить. Все испоганите.
— Разумеется, — согласился маг с безоблачной улыбкой. — Куда нам своим скорбным умишком понять божий замысел! Скажем, догадаться оставить Донлон на поживу чуме.
— Он был полон скверны, — не растерялся с ответом служитель Единого.
Его собеседник резко посерьезнел.
— Да уж! Этого добра там действительно хватало.
Белобородый расплылся в довольной улыбке. Но маг не дал ей стать торжествующей, тихо продолжив:
— Распухшие трупы, истекающие пузырящимся гноем, от вони которого мухи сдыхают на подлете. Тела, гниющие заживо в своих домах. Способные еще двигаться, сгорающие в очистительных кострах, кои «добрые» служители разложили вокруг крепостной стены и не затухающие с их помощью ни на мгновение. Взрослые, старики, дети, матери пытающиеся перебросить младенцев через кострища. Достаточно было всего десяти Мастеров Исцеляющей Магии, да двух Живой и Неживой, чтобы остановить это .
Аксий скривился, как при виде надоедливого насекомого.
— На все воля Единого, — убойный аргумент в устах священника.
— Хороша божественная задумка — обречь город! — повысил голос верховный маг.
— Еретик! — взвился служитель. — Отлучу!
— Неужели?!
Эст изобразил на лице сильнейший испуг, выглядевший благодаря вытаращенным глазам и открытому рту столь комично, что из священника посыпались новые угрожающие посулы.
— Прекратить, — одно негромко сказанное Императором слово и в зале воцарилась напряженная тишина.
Он оторвал взгляд от мозаичного пола, чтобы испытующе посмотреть на каждого. Под синими глазами залегли усталые тени. У его смуглой кожи появился серый оттенок измотанности. Даже иссиня черные волосы, собранные в низкий хвост, потускнели.
Все одно хорош! Можно сказать, прекрасен во всех ипостасях. Даже такой мрачно-разбитой.
«Подлецу все к лицу». Тогда он мерзавец, каких свет не видывал.
— Пока я еще глава Церкви, — ровно произнес Император. — И последнее слово в вопросе отлучения остается за мной. Как и росчерк в указе о казни.
Спорщики пристыжено безмолвствовали. Потревоженный властитель откинулся на спинку, утомленно прикрыв веки.