— Езжай туда, — наемник машет рукой в сторону юго-восточного угла площади и морщится, когда его взгляд падает на здание без вывески.
— Спасибо.
— Не за что, — буркает бородач.
Крестьянская повозка со скрипом огибает площадь и ныряет в проулок.
— Ну как, едем искать, где подешевле?
Доррин соглашается, хотя боится, как бы погоня за дешевизной не завела их в какой-нибудь притон. Проехав по улице добрый кай, приценившись в «Золотой Чаше» и «Разделочной Доске», они заглядывают в «Три Дымохода».
— Сколько берете за ночлег? — спрашивает Брид.
— Медяк за ночь в общей спальне со своими одеялами и всем прочим, — отвечает хозяйка, обшаривая путников глазами. — Ежели у вас ничего нет, можете спать на полу.
— А конюшня?
— Два медяка с лошади за стойло, воду и сено. Никакого овса.
— Чем кормите?
— Без разносолов, но сытно. Суп и хлеб. Желтый сыр. Пиво, медовуха. За суп с хлебом три медяка, за сыр медяк, за пиво или мед два. Клюквица — одну монету.
— Признаться, мы все проголодались...
— Сядьте там, — костлявый палец указывает на угловой столик. — И чтоб никаких клинков в помещении. Понятно?
— Понятно, — улыбается Брид.
А вот Доррин хмурится: по его мнению, лучше заплатить побольше, чем ночевать в столь непрезентабельном заведении.
Едва они усаживаются, как позади Кадары появляется немолодая женщина с короткой, открывающей уши стрижкой.
— Что будем заказывать? Обычный обед?
— Обычный — это как? — спрашивает Доррин.
— Суп, хлеб и пиво. За все три медяка. У нас гораздо дешевле, чем где-либо в Вергрене.
— А как насчет сока? — интересуется Доррин.
— Цена будет та же, но я добавлю немножко хлеба.
— Годится.
— Обычный обед и сыру, — заказывает Брид.
— И мне обычный, — говорит Кадара.
Служанка уходит на кухню, а Доррин обводит взглядом комнату. Время дневное, так что занято лишь около половины столиков, да и за теми сидят в основном потягивающие пивко старики.
— Неплохое местечко, — замечает Кадара.
— Подходящее для нас, — кивает Брид. — Не стоит сорить деньгами, пока мы не придумали никакого способа восполнять траты.
Доррин потирает нос, изо всех сил стараясь не чихнуть.
На столе появляются три щербатые глиняные миски, кружки им под стать и большие покарябанные ложки.
Как и было обещано, Доррин получает самый большой ломоть хлеба. Перед Бридом служанка кладет маленький треугольник сыра.
Доррин с опаской запускает ложку в подозрительное с виду варево, названное здесь супом. Не слишком горячее и явно пересоленное, оно тем не менее не является отравой, заключает Доррин, попробовав.
— Чем могу услужить, почтенные господа? — звучащая в голосе трактирщицы опасливая учтивость заставляет Доррина поднять глаза.