— Так дай ее мне и иди. Мы подождем в прихожей.
Я передал Лидию Заславскому и отправился уговаривать Кристину. Наврав ей с три короба, я сообщил, что должен срочно уехать, но ненадолго.
— Роби, возвращайся скорей, — рыдая, попросила сестра. — Мне очень плохо.
— Не грусти, крошка, через полчаса вернусь, — целуя ее в лоб, пообещал я и понесся в прихожую.
Там Заславский сидел на тумбочке. Лидия лежала на полу.
— Ох, и тяжеленная эта девица, — пожаловался он. — А с виду худышка. Может потащим вдвоем?
— Нет, лучше беги вперед, подгони машину к подъезду. Нас никто не должен видеть.
— Кто нас увидит, Роб? Уже глубокая ночь. В подъезде ни полчеловечка. Хочешь, разобью фонарь?
— Нет, не надо. Ты прав, в нашем доме народ рано ложится. Глядишь, и пронесет.
Нам повезло. Беспрепятственно уложив покойницу в мою машину, мы дворами вывезли ее в соседний район. Там я усадил бездыханную Лидию в сквере на лавку и направил автомобиль обратно домой.
— Нет, Роб! — остановил меня Заславский. — Нет смысла ехать к тебе. Будет разумней, если я переночую у себя. Мария и Варя смогут засвидетельствовать, что в момент преступления я был дома.
— А где был я?
— Тоже у нас.
— Нет, это никуда не годится, — рассердился я. — К чему эти навороты?
— Действительно, — согласился Заславский, — ни к чему. Ты же и сейчас не один. Кому придет в голову, что в твоей квартире резвятся сразу две девицы. Ты же у нас легендарный праведник. Кстати, они знакомы?
— Кто?
— Покойница и та, по которой плачет гинеколог?
— Нет. Они не знакомы.
— Тем более. Значит вторая и есть твое алиби. Чеши скорей к ней. Такого ценного человека надолго бросать негоже, да будь поласковей. Женщина — тварь благодарная.
Я разозлился:
— Как ты можешь? Порой тошнит от твоего цинизма.
— Ну-ну, — похлопал меня по плечу Заславский, — бабы нас между собой вообще скотами называют, а “тварь” звучит даже ласково.
Я с радостью отвез его домой и отправился утешать Кристину. Остаток ночи провел в кабинете в очень неудобном кресле и заработал радикулит. Часа два сочувственно слушал какой подлец Макс: украл красоту, здоровье и молодость моей сестры, и со всем этим капиталом решил к молодой любовнице улепетнуть, да еще и родить от нее ребенка. Негодяй! Подонок! Мерзавец!
Я ругал его искренне. Еще бы, если бы не Макс, спал бы я сейчас сном праведника, а не корячился в кресле, черти его дери.
Но все же добрая у меня сестра. Такую не испортить никакими миллионами. Когда я начал вздрагивать от каждого ее слова и зверски тереть глаза, она сжалиласьнадо мной и сказала:
— Совсем я тебя замучила, Роби. Иди, поспи, на тебе лица уже нет.