Санитары сохраняли нейтральное молчание.
Я выбежала во двор и обнаружив, что машины с незнакомцем и след простыл, схватилась за голову и запричитала:
— Все пропало! Все пропало!
Катерина, Ефим Борисович и Людмила догнали меня и стояли рядом, молчаливо сочувствуя.
— Ничего не пропало, — вмешалась Людмила, когда решила, что я вполне уже накричалась. — Ты нашлась и здорова.
Ее сентенция не успокоила.
— А дом? А подвал? — заорала я вновь. — Где это? Только он знает, где я была. Я даже номера его автомобиля не знаю, а сама в жизни не найду того места, где он меня подобрал.
— Кто подобрал? — встрепенулась Катерина. — Мужчина? Симпатичный?
“Несчастная, — подумала я, — ты еще не подозреваешь, какое постигло тебя горе. Узнаешь, что “Хонде” капут, сразу станет не до мужчин.”
Мысль о “Хонде” не добавила оптимизма, она вела за собой герани, и я завопила с новой силой:
— Это все ты, Иванова, ты виновата! Зачем было меня хватать и тащить? Не лучше ли сначала расспросить?
— Могли быть переломы, — настойчиво бубнила Иванова.
Мне стало невмоготу. Захотелось сделать ей больно.
— Да я убью тебя! — пообещала я. — У тебя сейчас будут переломы!
Гнев мой был так велик, что могло случиться по-разному, если бы не Катерина.
— Надо ехать домой, — вмешалась она, хватая меня за руку и волоча за угол здания. — Ты уже посинела от холода, да и мой Витька там с ума сходит. — Она оглянулась на плюгавого: — Ефим Борисыч, надеюсь вы с нами? На даче продолжим.
— На чем ехать? На чем ехать? — закричала я, собираясь объяснить, что стало с ее “Хондой”, но в этот момент моему взору предстала живительная картина: автомобиль Катерины целехонький и без единой царапинки стоял на автостоянке.
Вкусив такой радости, я обалдело взглянула на Катерину и прошептала:
— Костюмчик у тебя что надо.
— Еще бы, — разулыбалась она, горделиво одергивая новый костюмчик, — два месяца шила.
Глава 5
Мы дружно погрузились в “Хонду”. Я села за руль, Катерина рядом, Иванова и Ефим Борисович расположились сзади. Выехали за пределы мединститута и… хором загалдели. Речь каждого (по отдельности) была полна чувства и содержания, все вместе — табор. Каждый хотел высказаться и поделиться накопленной информацией. Я считала, что имею на это самые законные права, и потому галдела громче других. Даже бас Ивановой тонул в моем сопрано. Время от времени мы выдыхались, наступала короткая тишина, которую мы тут же взрывали дружным хором. Шуму — бездна, информации — ноль. Так продолжалось до самого Азовского моря. Лишь увидев Катерининого Витьку, рысью мечущегося по двору, мы умолкли.