— Ни отрезать ни пришивать моей тете Маре ничего не надо, — запротестовала Катерина. — У нее радикулит, геморрой, пустой холодильник и скука. В остальном она совершенно здорова, особенно для своих семидесяти.
— Холодильник ты наполнила, а геморрой, скука и радикулит вполне аристократические болезни, — успокоила свою совесть Иванова.
Мне уже было не до них. Мысленно я унеслась в завтрашний день, поскольку на сегодняшнем смело можно было ставить жирный крест: времени осталось — доехать до дачи, поужинать и… спать. Конечно, если Иванова снова не организует пьянку, участвовать в которой я не ощущала склонности.
* * *
Как я и предполагала, на дачу мы приехали к ужину. По дороге Катерина вспомнила, что в доме нет ни крошки хлеба и потом минут сорок хвастала продавщице как дешево она купила брючный костюм, туфли, платье и особенно халат с двумя блузками, свитером и жилетом. Я стояла рядом и слушала, закатывая глаза в сторону “Хонды”. Там психованная Иванова яростно дымила “Кентом” и была похожа на извергающийся вулкана. Когда нервы Ивановой, изрядно истрепанные еще тетей Марой, не выдержали, она выскочила из машины, ворвалась в хлебный магазин и пинками вытолкала оттуда Катерину.
— Остальное она расскажет завтра, — любезно успокоила я продавщицу и отправилась к “Хонде”.
На даче нас ждал взбешенный Виктор с куском заветренной колбасы в зубах.
— Видите? Видите, что творится? — гневно вопросил он, не вытаскивая колбасы из зубов. — С четырех часов сижу здесь, как идиот, жду родную жену, усталый, голодный, в доме ни крошки хлеба и пустой холодильник. Сказала бы что надо, я бы давно привез, а как ей дашь, так пропадут вместе. Это можно было бы понять, но совсем не хватает нервов, а кто не бывал в таком дерьме? Это ж каждому ясно, тем более когда такое, что и сам не пойму! — и он беспомощно развел руками, по-прежнему не выпуская изо рта колбасы.
— Что случилось? — удивилась Иванова. — И почему ты заговорил, как Черномырдин?
— Действительно, действительно, — поддержала ее Катерина. — Почему ты так заговорил?
— Потому что жрать хочу, а украсть негде! — ответил Виктор и обратился к нам: — Теперь вам ясно, почему я не хочу давать ей денег?
Мы с Ивановой очень прочувствованно ответили хором:
— Ясно!
— Никому ничего не ясно, — на всякий случай возразила Катерина, но лучше бы она промолчала.
Виктор побелел, кусок колбасы выпал на пол и все началось сначала. Мы с Ивановой изрядно устали и были голодны не меньше Виктора, поэтому в скандале принимать участие не захотели. Пока эти сумасшедшие бегали по столовой, грозясь друг из друга сделать то бульдога, то персидского кота, мы с Ивановой разбирали сумки и ушли в это дело с головой.