Лицо ее медленно начало вытягиваться. Я насторожилась. Иванова погрозила мне кулаком, шепнула “убью” и забасила в трубку:
— Чудесно, чудесно, Ефим Борисыч, рада, рада за вас, у меня так же, всего хорошего, до завтра, отключаюсь, да-да, отключаюсь.
Она отключилась и сказала “сволочь”, непонятно кого имея ввиду. Я тупо смотрела на Иванову и ошалевала.
— Куда ты меня вляпала? — строго спросила она, потрясая кулаками. — Может прикажешь набить тебе морду?
— Не прикажу, — униженная, но не сломленная ответила я.
— А надо бы набить. Все прекрасно у него. Слышишь, ты, диверсантка? У него все прекрасно. Десять вечера, а он еще на кафедре и полон сил. Больная его выздоравливает, дома у него все в порядке, сам трезв, как и обещал, а разговаривает со мной сквозь зубы, видишь ли оне обиженные, а все потому, что я первая звоню. Не звонила бы, уже завтра начал бы меня искать, а теперь воспрял духом, решил, что его взяла, можно кочевряжиться. Я в жизни так не унижалась, как сегодня! А все ты, ты виновата! Так мне дуре и надо! Кому верю? Хорош розыгрыш!
— Какой розыгрыш! — с трудом очнулась я. — Верочка вчера утром лежала в своей кровати и была холодна, как лед.
Иванова задумалась. Видимо крик мой был очень натурален.
— Лежала, говоришь, хорошо, попробуем зайти с другого конца. Позвоню Архиповой, она живет с Моргунами рядом и дружит с его Зинкой.
Минут сорок Иванова трепалась с Архиповой, но с тем же результатом. Выяснила лишь, что Зинка, жена Моргуна, после обеда была весела, хоть и жаловалась на колготки Леванта, которые если рвутся, так обязательно не вовремя и в лифте.
— И все? — разочарованно спросила я.
— И все, — с угрозой подтвердила Иванова.
— А ребенок?
— Ребенка Зинка держала на руках.
Это меня воодушевило.
— Вот видишь, — закричала я, — раз ребенок сейчас у них, значит Моргуны и знать не знают, что их дочь мертва. Нянчат ребенка и думают, что она прохлаждается со своим любовничком.
— Каким любовничком?
— Да ты же и здесь не в курсе! — воскликнула я, поражаясь глубинам провалов своей памяти. — У Верочки был любовник, муж Таты.
— Какой Таты?
— Слушай, Иванова, ты глупеешь на глазах. Тата Власова, вспоминай, твоя любимая подшефная…
— Терпеть ее не могу.
— Новость не нова, но речь не о том. Если родные покойной радуются и живут с мыслями о зондах и колготках, это говорит лишь об одном: они не видели дочь минимум два дня и думают, что у нее все в порядке. А на самом деле Верочка мертвая лежит в своей квартире. Если не веришь, поедем — убедишься сама.
Но тут вмешалась Катерина, которой, видимо, жуть как не хотелось драться с Виктором в одиночестве.