Отпустив гайку трамблера, я решительно повернула его ровно на пять градусов (не удивляйтесь, вот она, я!), затянула гайку обратно и гордо скомандовала:
— Пробуй!
Арнольда попробовал — машина завелась с пол-оборота. Я приказала:
— А теперь вместо расплаты отправляйся в кусты!
Он испугался:
— Зачем? Можно и здесь.
Пришлось поразиться:
— Что ты за эгоист? Только и думаешь о себе, а я не такая. У меня подруга в кустах.
— Ах, вот оно что, — прозрел Арнольд и покорно потопал в кусты, расстегивая ширинку.
Я шла рядом, его поучая:
— Болван, одно у тебя на уме! Нельзя же мыслить так плоско! Подругу надо в машину нести, а не то, что ты членом своим подумал.
Арнольд оказался лентяем. Узнав, что работать ему не придется, он повеселел, как пушинку Фросю мою подхватил, и, словно нож в масло, вошел в непролазные дебри. Я конвоем шагала за ним, поражаясь честности порно-актера. Другой бы бросил меня, обманул — не помню, правду, у кого это получалось.
Бережно уложив мою Фросю на задние кресла, Арнольд сел за руль — я пристроилась рядом и приказала:
— Трогай, давай!
Он, как истинно русский в минуты опасности, матюкнулся, перекрестился, зажмурился, словно собрался в бездну сигать, обреченно воскликнул: “Ну, я попал! Якудза меня убьет!” и, тронув с места машину, бодро врубил “Русское радио”.
В салон ворвалась Пугачева-старушка и запела: “Я такая молодая! Я такая не худая!” — в общем, нахваливала себя, как это принято в наше время. Поражаюсь, чем Фрося моя недовольна — видит же, все так делают.
От звуков музыки Арнольд повеселел и придавил на газ.
— Зря вы дергать заладились, — бросил он мне, заводно притопывая свободной ногой и тряся головой в ритме песни. — Никто вас пытать там не собирался.
Я не поверила:
— Ты мне наговоришь, лишь бы не рисковать.
— Правда, — заверил Арнольд. — Слишком хорошо я знаю Якудзу. Представить себе не могу, что заставило этого зверя с пытками мешкать. Если решил он кого убить или пытать, так сразу же и приступит, прямо на месте, а вас он в покое оставил и отправился по делам. Я сам слышал как он Валету сказал: “Вернусь к вечеру”. О чем это говорит?
— О чем? — озадачилась я.
— О том, что в плане у него одно: вас задержать. Этот план он и выполняет.
— Ага, сначала задержит, потом пришьет!
— Говорю же, — рассердился Арнольд, — давно бы пришил, если это целью имел. У Якудзы явно другие цели. Я сам слышал, как он “быкам” своим повелел: “Смотрите мне, чтобы обе бабы были целые и живые: без единой царапинки”.
Я искусственно поразилась:
— Да ну! Трогательная забота! Может, прикажешь вернуться и расцеловать благодетеля нашего, Боречку Вырвиглаз, зверя-Якудзу?