«Господи! — с чувством вопрошала я. — Господи, ну почему ты ко мне так жесток? Почему именно я должна покинуть мир в полном расцвете…»
В расцвете чего, выразить господу я не смогла — слишком строго меня воспитали. На кончике языка крутилось слово «красы». По заблуждению и под влиянием подруг я претендовала всего лишь на то, что я симпатичная. И вдруг узнала: красавица!
И именно теперь, когда я смогла оценить свои внешние данные со стороны, приходится умирать!
Мне было больно осознавать, что все это, лежащее на диване, должно безвозвратно истлеть. Но поднимать эту тему в беседе с господом мне показалось нескромным.
Так, обливаясь слезами, испытывая душевные муки и беседуя с господом, я пробежала несколько кварталов.
Чем дальше я оказывалась от дома, тем возмутительней мне представлялась создавшаяся ситуация, тем меньше хотелось верить в ее реальность.
К тому же не давало покоя пятно крови на серебристом велюре — о, с каким трудом я велюр этот доставала!
Безобразие!
И я вдобавок мертва!
Вдруг меня осенило: «Я же бегу! Значит, жива!»
Но, с другой стороны, как не верить своим глазам: лежала же на диване, в своем халате и тапочках!
«Нет, что-то здесь не так!» — в конце концов подумала я и, трезвея, повернула к дому с твердым намерением докопаться до истины.
Уже подходя к подъезду, я наткнулась на гуляку-соседа. Он нехотя возвращался к своей самодуре-жене. Чтобы оттянуть возврат в дом, сосед начал делать мне комплименты: «Как вы молодо выглядите!»
Возмутительно! Будто мне сорок, а не двадцать пять! Вот что сделал со мной этот муж! Все мужья!
Злость вернула меня к действительности. Я как-то сразу почувствовала себя живой.
В квартиру я (как обычно) попала, толкнув дверь ногой. Нет, вру: на этот раз дверь была распахнута настежь. Лишь девятый этаж да позднее время уберегли меня от потери моей лисьей шубы.
В гостиную вошла почему-то на цыпочках, словно опасаясь разбудить свой труп. Теперь я решила не увлекаться самолюбованием, а еще раз удостовериться, так ли поразительно сходство между трупом и мной.
Занятие, согласитесь, привычное. Не этим ли, вернувшись с работы, занимаются все женщины, сидя в спальне у зеркала?
Но вернемся к происходящему. Тщательные исследования трупа показали: да, никаких сомнений — женщина, лежащая на диване, и есть именно я. Все говорило об этом: и грудь, и бедра, и талия, и даже родинка на золотистом лобке — уж простите меня за подробности, но все ради дела.
И тапочки!
И халат!
Халат и тапочки сильней всего меня убедили. В размышлениях на тему: где я, а где не я, — халат и тапочки были весомейшим аргументом против девушки с усталым лицом, хмурившейся из зеркала. Халат и тапочки явно говорили о том, что труп — это я, хозяйка квартиры.