“Где же Итумэ? — мелькнуло последним уже где-то далеко, как бы не в нем самом. — Желанная Итумэ…”
Голые колени скользнули по доскам. Сумитомо обмяк, откинув голову на дубовый обод. Сковал, отключил его хмельной сон. Остыла минеральная вода, тихо волнуясь у груди в такт слабому дыханию. Поглотила Сумитомо вязкое, тягостное небытие. В трех ваннах, рядом, беспамятно замерли друзья, но ИХ доспехи, одежда, оружие аккуратно сложенные, лежали неподалеку. За тонкой стеной, на циновке, прислонившись спиной к стене сидела молодая гейся. Итумэ. Женщина. Слабое существо.
Хмельной мрак сковал ее глубже, чем могучих воинов. И так необычно было это, что прислуга, хозяин минка и девочки-дзёро разбежались, оставив молодых аристократов беспомощными лежать в воде.
Смертельная бледность выбелила лица спящих. Расслабленно обмякли члены. И лишь прекрасная Итумэ, сохраняла достойный вид. Оперлась гейся спиной о стену, аккуратно сложив руки, разметав широкие рукава. Будто задремала Итумэ. Ни пятнышка на пурпурном кимоно, свеж майский его узор цвета увядших листьев .
Задремала Итумэ.
Навеки…
* * *
Снова мне приснился странный сон. Очень неожиданный сон и, что интересно, ничто в моей жизни для этого сна почвы не давало. Перед этим я сидела в камере и размышляла. То, в чем меня обвиняли, казалось чепухой, ерундой, на которую не стоит обращать внимания.
“Но если это чепуха, почему я до сих пор в камере сижу? — подумала я. — Более того, полковник ясно дал понять, что ждет от меня признаний. Без признаний не выпустят меня на волю…
Черт! После тех признаний, которые ждет полковник, не видать мне воли, как без зеркала ушей. Добро бы я не знала, кто жахнул из гранатомета — может было бы легче. Но я же ясно видела, что в президента целилась не я, а тот в фуфайке. Видеть-то видела, но как это доказать?”
Доказательств действительно не было, кроме гранатомета. Но с другой стороны как раз этот гранатомет и был главной уликой против меня: я же его сжимала в руках, а не мужик в фуфайке. Вот если бы они нашли мужика…
Чем больше я размышляла, тем становилось ясней, что никакого мужика они не найдут. Раз сразу не нашли, то и надеяться не на что, тем более, что их слишком уже устраиваю я. Да и чем тут не устроить: из пистолета стрелять умею, в комнате, из которой жахнули, была, гранатомет в руках сжимала…
Правда в комнате был и Валерий. Удивительно куда Люба подевалась. Очень ей повезло. Кстати, почему Любу мою в соучастии не подозревают?
Впрочем, глупый вопрос. Люба, как мать-героиня, совсем не подходит на роль террористки, да и ее муж как отец-герой на эту роль не подходит. Соседи тоже не подходят, если верить полковнику, он же не врет, нет смысла. Он и сам был бы рад кого-нибудь посолидней подозревать, но некого. Короче, остаюсь одна я.