Повадилась мысли чужие читать, или и в самом деле крыша моя едет.
— Мы обычные серые обыватели, — ответила Люба на мой немой вопрос, — потому нас и не трогают, ты же отличилась уже многократно, так почему бы тебе и на президента не покуситься? Пришло же тебе в голову романы писать. От тебя теперь всего можно ждать, ты же у нас как бы писательница. Нормальные люди книг не пишут, они их даже не читают.
Ну как тут не обидеться? Вот она, зависть человеческая! Нет-нет, да и пробьется сквозь тонкую пленку воспитания. Люба прекрасная собеседница, если речь идет о фингалах Славки, икоте Машутки и животе Ванюшки, но не дальше этого. Когда же Люба берется рассуждать о моих романах, о творческом отражении, воспроизведении действительности в художественных образах… Короче, о настоящем искусстве…
Нет, не хочу обижать подругу. Имея столько детей, обо всем рассуждать разучишься — здесь только можно завидовать ее женскому счастью.
— Люба, давай вернемся к нашему важному вопросу, — проникновенно попросила я. — Выходит ты видела как нас с Валерой увозили.
— Да! Да! — яростно подтвердила Люба.
— Сколько же времени прошло с тех пор, как ты покинула квартиру?
— Да минут пять, не больше.
“И тут не обманул полковник, — подумала я. — Люба вышла, а я очнулась, увидела мужика в фуфайке, он бабахнул, через три минуты начали ломиться в дверь, секунд сорок мяли бока Валерию, потом полковник влетел, и нас скрутили. Да, от ухода Любы до нашей поимки прошло пять-семь минут. Но куда же мужик тот делся? Не растворился же он.”
Пока я размышляла, Люба заскучала и с тоской поглядывала на дверь.
— Сонь, я пойду, а то неудобно, — промямлила она.
— Что — неудобно? — возмутилась я. — Меня ловят, а тебе неудобно? Скажи лучше, мог на другой этаж убежать тот чертов мужик?
Люба замотала головой:
— Нет, не мог. Наш дом крепко охраняется, дежурный на каждом этаже, а жильцы сплошные сотрудники.
Я удивилась:
— И старая дева?
— Она бывшая, уже на пенсии, но верь мне: не побежит к ней никакой мужик. Разве что с Белой горячки. Из нашей квартиры — сама понимаешь — бежать некому.
Рядом живет сам полковник. Он начальник этой охраны, ну и парализованный у меня за стенкой…
— Тоже бывший сотрудник?
— Он нет, его покойная жена. Она получала квартиру. А парализованный по другой части был, но все в прошлом. Теперь он хоть и мужик, но…
И тут глаза Любы наполнились ужасом.
— А-ааа! — закричала она, зажимая рот ладошкой. — В фуфайке он, говоришь, был?
— Да, в новой фуфайке.
— Цвет? Какой цвет?
— Цвет редкий, синий.
Люба сползла по стенке:
— Точно! Я видела ее!