— Нет, этого мало. Самое малое — две недели. Да, никак не меньше. Раньше нам не успеть… И не просто продержаться, но сделать это без выстрела. Если начнется стрельба — проиграешь не только ты. Рухнет весь мир.
Ястра сочла это всего лишь метафорой. Но что сама она падет — было совершенно реальной угрозой. И смогла лишь беспомощно сказать:
— Посоветуй это им. Охранителю. Не я ведь начну…
Гостья покачала головой:
— С ним разговаривать я не стану. Он питается другим разумом и не поймет меня. Его гибель мира не пугает, она ему — как он считает — скорее на руку. Нет, продержаться — это твоя работа. Ты слабее, но ты ведь женщина — значит, умней и хитрей. Используй того человека, с кем только что разговаривала. Перехитри донков — заставь помочь тебе, если даже они этого не хотят. И попроси Ульдемира и его людей. Они не смогут одолеть в бою тысячи вражеских солдат, тем более — не применяя оружия; но сделать так, чтобы солдаты оказались телом без головы, — это, думаю, в их силах. А главное — верь в свои силы и не теряй надежды. Нельзя сдаваться заранее, нужно заранее побеждать. Прощай.
Ястра хотела было спросить еще что-то; возможно — о том, собирается ли женщина встретиться сейчас с Улем и что ему скажет. Но не промолвила ни слова — потому что обращаться было более не к кому: диван опустел, женщина исчезла без движения, без звука, ветерком не повеяло…
Жемчужина Власти глубоко вздохнула, на несколько секунд закрыла глаза, расслабилась, чтобы прийти в себя. Продержаться две недели. То есть сделать что-то, чтобы Охранитель не пошел на приступ еще полтора десятка дней. Как? Как? Легко сказать — но не просто — выполнить…
И вдруг она рассердилась. Нет, не на себя. На эту женщину. Это всякая дура сумеет: порхать и давать советы, самой не подвергаясь совершенно никакой опасности. (Она не желала думать о том, что прежде, живя на планетах, и эта женщина, надо полагать, не раз находилась под угрозой, а если бы не так — то и сейчас жила бы во плоти, а не…) Ладно, мы, горные донки, тоже на что-то годны, покажу тебе, что наши женщины не глупее и Ассарт — не самый дремучий из миров…
И позвонила нетерпеливо — раз, другой, третий:
— Пленника ко мне!
* * *
А он, сидя в приемной под дулами двух автоматов, тоже успел кое до чего додуматься. Выстроил, как говорится, систему своей защиты.
— Так что ты хотел мне сказать, Композитор? Понял ли, что тебе нужно во всем признаться? Нашел ли способ искупить свою вину?
— Я повергаюсь к твоим стопам, Правительница…
— Оставь это! Хочу услышать: зачем ты пришел сюда? Быстро!