— Не-е… — протянул Бобров. — У нее фамилия Бондаренко, ну а она ее укоротила. Стало звучно. Да и Ирма она всего год. Раньше ее все Иркой кликали.
— Псевдоним? — догадался младший Доудсен.
— Зато какой звучный! — Меценат неожиданно нахмурился:
— Я ведь дурак, каких мало.
— Ты себя недооцениваешь, — попытался успокоить его аристократ.
— Нет, я дурак. Я ведь не думал, что она так рано притащится. Я забыл про этот концерт. Черт! Ей совсем нечего сейчас в Москве делать. Знал бы, встретил!
— Почему?
— Да ну, история там у нее романтическая. А любовник — известный козел Она же девушка истеричная Как бы ерунды какой не натворила.
Александр ничего не понял из этих туманных объяснений.
— Ты с ней повежливее, — предупредил его Серж.
Род Доудсенов издавна славился своей деликатностью. Да спросите любого в клубе «Пеликан», и каждый вам скажет, что сэр Александр — это самый известный современный рыцарь.
Молодой аристократ надулся. Впрочем, дулся он недолго. Ему помешали.
— О! — неожиданно громко заявил известный меценат и саданул его по плечу с такой силой, что несчастный обиженный подскочил до потолка. — А вдруг у вас что-нибудь выйдет! Вдруг ты ей понравишься? Ты не можешь не понравиться! А что? Молодой, смазливый, богатый и не малахольный, как все иностранцы. Вон как ты типов в Шереметьеве отделал! От таких бабы кипятком писают.
Влюбится — сто пудов. Даже фамилию не спросит.
Александр подивился такому скорому решению своих матримониальных проблем. Менее всего на свете он намеревался сейчас заводить романы. Это ему вовсе некстати. Однако он был уже достаточно хорошо знаком с этим энергичным здоровяком и знал, что перечить ему бессмысленно.
— Отлично… — Входя в двери служебного коридора, Серж глубоко втянул ноздрями воздух, пропитанный искусством, и повернул голову к Александру:
— Сейчас посадим тебя на лучшее место. Знаешь… — Он вдруг приосанился и зашагал важно, словно не только этот коридор, но и весь комплекс «Россия» был его собственностью. — Музыку следует воспринимать только на лучших местах.
Потому как какое место, такие и ощущения. Посади тебя, братец, за колонну, ты ведь и половины прелести не ощутишь, а как хорошо на первом ряду амфитеатра! О-о-о…
Слушая его, сэр Доудсен пришел к выводу, что он с ним согласен, может быть, впервые за все время их общения.
Едва они успели повернуть за угол, как навстречу им кинулся детина в безупречном черном костюме. Однако костюм — это единственное, что было в нем безупречным.
О лице его, например, такого сказать ну никак нельзя.
Оно белело, как ранний утренний снег, губы его дрожали, а в глазах застыл панический ужас.