– Здравствуйте, – засуетился Николай. – Садитесь. Чаю вот только не могу предложить.
– Обойдемся. Мне теперь важно знать, сколько моим охламонам дадут, чтобы свою жизнь… спланировать. – Она махнула темной, сухой рукой. – Да свою еще б кое-как спланировала, обошлась бы… А только теперь вот этот огонек планировать нужно. – Она кивнула на прислонившуюся к ней девочку.
– Что случилось, Любовь Петровна?
– Сразу или, может, по порядку, если не очень заняты?
– Давайте по порядку.
– Пошли мы с Ивановой женой передачу отнести. Ну, пока стояли, пока то, пока сё, а народ, что передачи носит, все как есть законы знает и что чем кончается – тем более. Она послушала и упала духом. Еще и передачу у нас не приняли, а она уж шепчет: «Нет, уж теперь все. Его посадили, а теперь меня таскать начнут». Это у нее бзик такой – как чуть какая неприятность, так и в вой: «Ой, таскать начнут». Буфетчица она у него – тоже понять можно. Работа сложная, денежная… «Стой, говорю, спокойнее, еще ничего не известно, вон и люди говорят, еще как суд посмотрит. А если и получат что, так все с собой возьмут, нам с тобой не оставят». Приняли наши передачи и посмеялись над нами: три кормильца на отсидке. Она – в слезы: «Вот так теперь везде будет. Нигде покоя не найдешь. Ах, зачем я с ним связывалась! Ах, зачем не развязалась!» И так мне, на нее глядя, нехорошо стало, что я и скажи: «Так развязаться никогда не поздно». – «Ах, у меня ребенок, а кому я с девчонкой нужна». – «А ты, говорю, отдай мне внучку, а сама, раз так рассуждаешь, новую жизнь устраивай». Говорю так, а саму аж трясет, ведь должна же она понять, куда ее тянет. Ведь горе у нас. Настоящее горе! А она посмотрела на меня серьезно и произнесла страшные слова: «Надо подумать»…
Любовь Петровна примолкла, обняла внучку и выпрямилась, словно расправилась.
– Ну, надумала через день… «Мы, говорит, со своими родными обсудили все и решили, что вы предлагаете правильно: ему все равно пропадать, а мне нужно новую жизнь строить – я еще молодая. Я, конечно, дочке буду помогать, продуктов, может, когда подкину, да и вам, как мы решили, это к лучшему: все-таки забота. Отвлекает». Добрая такая. Заботливая. Из Вадимовой компании.
Ну ладно… Внучку я взяла, барахлишко ее приняла и говорю: «Спасибо за твою большую заботу, тем более что решила ты правильно: трудно тебе воспитывать будет, трудно…» Она так и расцвела: «Ах, говорит, и вы так думаете. А я, признаться, побаивалась». – «А чего, отвечаю, побаиваться? Жизнь надо строить решительно. Побаиваться ее нечего. Она наша, жизнь. Не чужая. Вот за чужую и в самом деле бояться нужно». – «Я, говорит, все узнала: оказывается, сам факт заключения является исключительным поводом для развода – никто не осудит, и я об этом так и написала Ване. Он поймет, он вообще-то добрый. И умный». Вот тут меня и ударило. «И что ж, спрашиваю, отослала ли письмо?» – «Отослала, – отвечает. – Сами говорите, что жизнь нужно делать решительно».