Как-то раз Антон даже решился сходить к пруду. Там на большой поляне среди березового молодняка находилось заветное для местной молодежи место хороводы водить да любовь крутить. Но уже через час он вернулся донельзя рассерженный, а в ответ на расспросы женщин отмахивался в раздражении и сердито бросал:
— Да ну их, шалавы подзаборные!..
Позже Прасковья Тихоновна поведала Маше по секрету, что Антона поразило поведение местных девок. Ущипнет ее парень — визгу на весь околоток, а как сгребет в охапку и потянет в кусты, не стыдясь, на виду у всех — глянь, и замолчала. А уж из березняка идут, сама на нем виснет.
Машу тоже несказанно удивили подобные свободные нравы, по осуждать их она посчитала себя не вправе и потому предпочла промолчать.
Ее более занимали другие проблемы. С Кузевановыми ей удалось полностью договориться и о лошадях, и об оружии, и даже о месте, где их будут дожидаться проводники, которые тайными тропами выведут беглецов к Амуру. Конечно, значительно проще было уйти и Китай, до него — рукой подать, не более десяти верст, и ей даже удалось побывать за Границей по время одной из конных прогулок в компании Прасковьи Тихоновны, Антона и их молчаливого стража.
Причем каких-то видимых заграждений, шлагбаумов или еще чего-нибудь подобного на их пути не встретилось и вблизи не наблюдалось. Просто Прасковья Тихоновна показала на виднеющийся впереди лес и буднично так сказала: «Кажись, версты на три к маньчжуру уклонились», — и поехала дальше как ни в чем не бывало, словно и не вторглись они незаконно на территорию сопредельного государства… Да, Китай был близко, но для беглецов он был закрыт, хотя бы уже но той причине, что искать их прежде всего бросятся именно в этом направлении…
Маша вздохнула. Скоро прибудут с обозом Кузевановы, а она до сих нор не придумала, как вывести из острога Митю.
Свидания им разрешали по-прежнему в той же арестантской комнате, и хотя они виделись теперь значительно чаще, через два дня на третий и в течение двух часов, но так и не смогли придумать способа, как ему выйти наружу. Антон предложил подпилить тын или сделать подкоп, но этим можно было заниматься лишь в ночное время, когда стража вокруг острога удваивалась, да и исчезновение Антона на продолжительное время не могло не вызвать подозрений у их хитрой хозяйки.
Маша не находила себе места от отчаяния, плохо спала, поскучнела, по даже Мите не могла поведать о своих переживаниях, боясь огорчить его и позволить ему засомневаться в задуманном ею предприятии.
Во время коротких свиданий она старалась быть веселой, рассказывала ему о том, чем занимается, как живет, с кем встречается. Митя тоже был неизменно весел, много шутил и смеялся, в свою очередь рассказывал ей о своих друзьях-товарищах, о законах острожной жизни, суровых, но по-своему справедливых, а норой и беспощадных.