— Аделаида, милая, не зли хозяев. Пригуби хотя бы, сделай вид, что пьешь, и не болтай лишку.
Бурангул уже лежал головой на столе. Дмитрий тоже на грани. Сильно покачивался дядька Адам. Збыслав пока держался. Похоже, из последних сил. Бурцев, чей организм был закален более крепкими напитками, оказался сейчас трезвее всех. Не считая Аделаиды, конечно.
— Почему твоя женщина не пьет то, что предложено ей от чистого сердца, друг Вацлав? — на чудноом польско-немецком наречии обратился к нему Глянда. — Ведь мы потчуем вас достойным угощением. Молоко наших кобылиц — это напиток знати[5].
Глянда был пьян и красен.
— А я не хочу пить эту гадость! — огрызнулась княжна по-польски. Бросила слова дерзко, с вызовом и яростной дрожью в голосе.
Е-пс! Бурцев напрягся. Снова истерика? Только этого ему сейчас не хватало. Ну, надо же, в какой неподходящий момент накрывает Аделаиду!
— Не хочу я сидеть за этим столом! — девушка уже за малым не рычала. — Не хочу прятаться в этой дыре!
Кунинг удивился. Потом нахмурился.
— Почему эта женщина говорит раньше и громче мужа? Разве ты не покупал ее и не являешься хозяином своей жены, друг Вацлав?
Ну вот… Начинается пьяный базар!
— Оставь ее, Глянда. Ей нездоровится.
— Я просто не хочу, — не унималась дочь Лешко Белого. — И я вовсе не вещь и не холопка какая-нибудь, чтоб меня покупать!
Кто-то из пьяных пруссов привстал, придерживаясь за стол. Кто-то потянулся за оружием. Наверное, слова неблагодарной гостьи сочли оскорбительными. А не разобрали слов — так тон. Вот, блин, неужели без драки не обойтись? Если девчонка не прикусит язычок, если выскажет сгоряча все, что думает о прусских язычниках и их обычаях, начнется резня.
— Аделаида, помолчи, ради бога, — шикнул он. Глянда поднялся. Тяжело поднялся, с трудом.
Угрожающе навис над столом. Слова Аделаиды кунинг проигнорировал. Обращался он сейчас к Бурцеву:
— Нездоровится, значит? Что ж, меня тоже покинуло здоровье. Со дня на день мой дух склонится перед повелителем царства смерти седовласым Патолло.
— Ваш Патолло…
Глянда грохнул кулаком об стол. Подскочил и непонимающе захлопал пьяными глазками Бурангул. Аделаида проглотила недоговоренную фразу, запунцовела от гнева: редко ее высочество перебивали подобным образом.
Кунинг продолжал. Теперь он глядел на княжну. Сверху вниз.
— Да, я скоро умру, но, согласно нашему древнему обычаю, я все же чествую своих гостей, как полагается. И ожидаю того же от них. Выпитое идет мне лишь на благо. Пойдет и тебе, дерзкая женщина. Пей, иначе предстанешь перед судом нашего великого барздука-Кривайто!