А толпа перед ними бесновалась. Сквозь крики донесся тяжелый стук копыт. Лязг железа. Треск дерева. И вновь все звуки перекрыл восторженный вой зрителей. Наверное, там, впереди происходило сейчас что-то интересненькое.
Еще один рывок… Фу-у-ух, пробились наконец! И без потерь, как ни странно. Аделаида тут же вынырнула из-под руки, навалилась на прочное ограждение. Забор, добротно сбитый из жердей и досок, жалобно скрипнув, принял на себя молодую и упругую грудь полячки. Бурцев глянул через голову жены.
Ох, ни фига ж себе! Ристалище — с футбольное поле! Только гораздо уже. Но зато и подлиннее чуток. Да нет, пожалуй, и не чуток вовсе. И полное отсутствие привычной стадионной зелени. Вместо травки — истоптанный копытами снег. И грязь. И красные пятна.
Два крупных жеребца, разгоряченных схваткой, все еще гарцуют по разные стороны бойцовской суперплощадки. А посередине вместе с обломками копий валяются в грязи их хозяева. Оба! Один чуть шевелится, второй — неподвижен. Никак зашибли друг друга?
Взвыли трубы. Помахал флажком и что-то прокричал по-немецки горластый турнирный распорядитель в шутовских лоскутных одеждах. Старший герольд — так назвала его Аделаида. Оруженосцы не очень почтительно, но зато очень быстро — за руки — за ноги — уносили выбитых из седла бедолаг с ристалища. Конюхи отлавливали лошадей, прислуга торопливо собирала обломки копий. Похоже, рыцари остались при своих — добыча в этом поединке не досталась никому. Боевая ничья, однако…
— Это был парный конный турнир на копьях, — возбужденно объясняла Аделаида. — Благороднейшее состязание. Гештех[15], как называют его немцы. Эх, жаль, мы ничего не видели.
— Да ладно, не расстраивайся, — пожал плечами Бурцев. — Увидим еще.
А смотреть сейчас действительно надо в оба. Прежде чем самому выходить на поле боя, приглядеться да поучиться не помешает. Иначе будешь вот так же лежать посреди ристалища закованным в железо бревном, и даже верного оруженосца не найдется поблизости, чтоб оттащить в сторонку поверженного неудачника. Княжна-то уж точно об его бренные останки марать свои нежные ручки не станет.
— Ух ты, как интересненько! — Аделаида вертела головкой как заведенная.
— Что такое?
— Он еще спрашивает?! Видишь трибуны для знатных особ? Господи, какое великолепие! Какие гербы! И какой гость!
На противоположной стороне ристалищного поля, где за турниром наблюдала не чернь, а благородные господа и дамы, в самом деле виднелся длинный деревянный помост, сплошь увешанный треугольными щитами и яркими разноцветными геральдическими флажками. Под трибунами выстроилась шеренга орденских кнехтов с копьями: то ли охрана, то ли команда для растаскивания зарвавшихся поединщиков. Ребята чем-то смахивали на милицейское оцепление, отделяющее на матче зрителей-фанатов от футболистов.