Босоногая, с растрепанными волосами, с подернутыми поволокой глазами, припухшими от страстных поцелуев губами, она никогда не казалась такой прекрасной и соблазнительной. Это упростило и в то же время несказанно усложнило то, что предстояло сделать Остину.
Увидев выражение лица мужа, Холли сразу же поняла: что-то не так. Ее улыбка поблекла. Остин, нежно обняв жену, поцеловал ее в губы. В этом поцелуе было что-то столь грустное, столь необъяснимо щемящее, что он, не развеяв тревогу Холли, лишь еще болыпе усилил ее.
Остин погладил ее по плечу, и это нежное прикосновение наполнило душу Холли тоской.
— Я отправляю тебя домой.
Она отшатнулась от него, словно расстояние могло стать щитом, отражающим удары.
— Я дома.
— Но ты здесь не в безопасности. Ты никогда не будешь в безопасности в Каер Гавенморе.
Его лицо исказило страдание. Остин прикоснулся к шее Холли, осторожно дотронувшись пальцами до едва заметных кровоподтеков, оставленных руками его отца.
— Случившееся вчера вечером лишь подтверждает это.
— Я не боюсь твоего отца. У тебя хватит силы, чтобы защитить меня от него.
Стена холодной решимости, которой попытался отгородиться Остин, дала трещину.
— Но кто защитит тебя от меня?
Прижавшись ладонями к манящему теплу груди мужа, Холли заглянула в его лицо, моля о том, чтобы в ее глазах отразились нежность и вера, переполняющие ее сердце.
— Тебя я тоже не боюсь.
— Значит, ты совершенно глупа!
Острая боль пронзила сердце Холли. Остин, схватив жену за запястья, оторвал от себя ее руки, как уже столько раз делал прежде. Опустившись на валун, он понуро опустил голову.
— Разве я уже не доказал тебе, что моя любовь несет лишь смерть и разрушения? О, все начинается с невинного пустяка. Ты будешь сидеть слишком близко у очага, тебе в глаз попадет дым, и я сразу же обвиню тебя в том, что ты подмигиваешь Кэри. И прежде чем ты успеешь сообразить, что происходит, — он выразительно провел пальцами по горлу, — вы оба будете валяться бездыханными на полу, и мне придется заканчивать ужин в одиночку.
Холли не знала, смеяться ей или плакать. Лишь вчера днем она собиралась просить Остина отпустить ее назад в Тьюксбери, раз он не в силах полюбить ее; сегодня же он готов отослать жену от себя именно потому, что любит ее.
Остин закрыл лицо руками.
— Как мне заставить тебя понять? Эта ревность, подобно неизлечимому недугу, разливается по моим жилам. Отравляя все, к чему я прикасаюсь, она превращает любовь в чудовищную смертельную болезнь. — Он поднял длинные черные ресницы, и Холли впервые увидела глубину его отчаяния. Его голос превратился в шепот. — Я даже не могу смотреть на тебя, не думая о том, что когда-нибудь тебя потеряю.