Настороженный тем, как удачно это замечание отвлекло Розу Бриттон от его персоны, Коул с нетерпением ждал, когда выяснится, кого из актеров предпочитает бабушка.
— В самом деле? — недоверчиво воскликнула бабушка. — Он похож на Клинта Иствуда?
— Клинт Иствуд почти лысый, — раздраженно вставил дедушка, — и притом безбожно картавит и пришепетывает!
Кори ответила на невысказанный вопрос Коула, протягивая блюдо со спаржей:
— Бабушка обожает Иствуда, а дедушка к нему ревнует. Это так мило!
— Мама, если бы ты видела, как отделан внутри «Гольфстрим»! Кажется, что входишь в чудесную гостиную, где мебель обтянута кожей платинового цвета. В салоне стоят друг против друга два изогнутых дивана, между ними — старинный столик, поодаль — такой же буфет с бронзовыми ручками и петлями и несколько кресел.
Диана умело завладела вниманием своих родных, и пока Коул слушал ее красочное описание каждого предмета в салоне самолета — вплоть до хрустальных уотерфордских светильников и восточных ковров, он сделал еще два открытия: во-первых, Диана была талантливым рассказчиком, а во-вторых, она ни словом не упомянула про вторую особенность самолета — спальню.
Коулу с трудом верилось, что Диана могла забыть о спальне, которая занимала треть самолета. С другой стороны, спальню она увидела лишь после того, как они поженились… и, вероятно, у нее из памяти стерлись последующие события.
Диана прервала рассказ, чтобы положить себе кусок жареной утки, и бабушка бросилась в атаку.
— Расскажите нам о себе, мистер Гаррисон, — попросила она.
— Прошу вас, зовите меня Коулом, миссис Бриттон, — вежливо предложил он.
— Так расскажите нам о себе, Коул, — поправилась бабушка, хотя и не разрешила в ответ обращаться к ней менее формально.
Коул намеренно умолчал о своем прошлом, начав с настоящего:
— Я живу в Далласе, но часто езжу по делам. Примерно две недели в месяц я провожу в разъездах.
Бабушка пристально вгляделась в его лицо поверх своего бокала и напрямик осведомилась:
— Вы бываете в церкви по воскресеньям?
— Нет, не бываю, — сообщил он ей без малейшего смущения или чувства вины.
Бабушка разочарованно нахмурилась, но не прекратила наступление:
— Понятно… А ваши родственники?
— Тоже, — с холодной решимостью отрезал Коул. Бабушка явно растерялась.
— Откровенно говоря, я хотела узнать о ваших родственниках, а не о том, ходят ли они в церковь. — Она намазала бисквит маслом. — Не могли бы вы рассказать нам о своем прошлом? — спросила Роза Бриттон невозмутимо. — Откуда вы родом, о вашей семье…
Коул застыл с непрожеванным салатом во рту, обводя взглядом собравшихся за столом. Эти приятные люди не видят ничего из ряда вон выходящего в воскресном ужине, обилии яств и приборов на столе, пушистом ковре под ногами.