С этими локонами, стянутыми широкой бархатной лентой, она напоминала Клейтону маленькую девочку, которой пристало носить белые чулки и платьице с оборками и сидеть на качелях, пока мальчики спорят о том, кому выпадет честь их раскачивать. Но на этом сходство кончалось — не было ничего детского в соблазнительных изгибах изящной фигурки, обтянутой янтарной амазонкой.
Клейтон нехотя обратился мыслями к менее приятным вещам.
— Нам необходимо выяснить кое-что и как можно скорее, чтобы похоронить и навеки забыть прошлое.
Уитни отвернула голову, но Клейтон негромко добавил:
— Думаю, тебе уже известно, о чем я хочу спросить. Уитни не сомневалась, что он хочет получить объяснение ее поступку на банкете в день свадьбы Элизабет и, глубоко вздохнув, кивнула.
— Понимаешь, когда мы увиделись в церкви, я считала, что все еще помолвлена с тобой, и не знала, что тебя пригласила Эмили. Я подумала, что ты пришел специально, чтобы увидеть меня…
Она в нескольких словах рассказала ему всю историю, не пытаясь скрыть боль и гнев, которые испытала, распечатав конверт. Клейтон слушал, не перебивая, и, дождавшись, пока она закончит, спросил:
— . Что побудило тебя приехать сюда вчера, если ты так сильно меня возненавидела?
— Эмили заставила меня понять, как неверно я судила о тебе.
— Что, — встревоженно спросил Клейтон, — Эмили Арчибалд знает о нас?
— Все, — еле слышно призналась Уитни и, заметив, как поморщился Клейтон, нерешительно спросила:
— А теперь могу я спросить у тебя кое-что?
— Все, что угодно, — торжественно поклялся Клейтон.
— Все, что в твоих силах и в пределах разумного? — пошутила Уитни.
— Все, что угодно, — твердо, хотя и с улыбкой повторил он.
— Почему ты так ужасно поступил со мной?.. Что заставило тебя подумать, будто я… я отдалась Полу?
Вновь охваченный презрением к себе, Клейтон коротко ответил.
— Но как ты мог поверить Маргарет, зная, что она всей душой ненавидит меня?
Уитни метнула на Клейтона осуждающий, полный боли взгляд, но, поняв, что лишь еще больше терзает его воспоминаниями о страшной ночи, поспешно поцеловала в губы.
— Это больше не имеет значения.
— Имеет, — резко возразил Клейтон. — Но я сделаю все, чтобы загладить свою вину. — И с улыбкой, смягчившей его вырубленные из камня черты, предложил:
— Давай посмотрим лучше, как ты сумеешь справиться с моей любимой кобылой. Мы поскачем к тому гребню.
Вид с вершины гребня действительно оказался впечатляющим. Пока Клейтон привязывал лошадей, Уитни стояла неподвижно, глядя на заросшие деревьями долины, пытаясь представить, как они будут выглядеть летом, покрытые зеленой листвой или переливающиеся золотисто-красными оттенками осени.