Очевидно, сообразила Мередит с нервным, истерическим смешком, она последний объект захвата Мэтью Фаррела! Невозможно поверить, что он все эти годы думал о ней! Боже, да они никогда не признавались друг другу в любви даже на вершине страсти или после ее утоления.
Однако кое в чем она верила Мэтту: скорее всего он действительно вгонял себя в могилу, лишь бы доказать, что достоин ее и может стать миллионером! И тост, который он произнес в тот день, когда заработал первый свой миллион… Да, недаром Мэтт стал силой, с которой необходимо считаться!
Мередит пришло в голову, что, учитывая обстоятельства, она думает о Мэтте с какой-то необычайной нежностью и вынуждена невольно признать причину этого. Мэтт был прав — между ними всегда существовало что-то. С той первой ночи, когда она встретила его, у них вспыхнуло какое-то необъяснимое притяжение друг к другу, протянулась нить, быстро связавшая их тогда, в те далекие дни на ферме. Она чувствовала это, но каким потрясением было узнать, что и Мэтт испытывал то же самое. И теперь безумное притяжение снова пробивалось к жизни, начиная с того несчастного обеда, когда он подшучивал над ее нерешительностью. Оно снова расцвело зимним вечером на ферме, как только она вложила свою руку в его ладонь, прося о примирении, и росло с каждой минутой, пока они сидели в гостиной, разговаривая о делах. Их на самом деле многое связывало. Они словно родились друзьями, и поэтому невозможно искренне ненавидеть Мэтта, что бы он ни сделал.
Раздраженно вздохнув, Мередит встала, выключила свет и направилась к спальне. Она уже стояла у постели, расстегивая блузку, когда в памяти снова всплыли слова, которые она так упорно старалась забыть, и пальцы застыли на пуговицах:
«Если проведешь со мной ночь, я дам тебе весь мир. Но если переедешь в мой дом, я подарю тебе рай на золотом блюде. Все, что захочешь, все, что пожелаешь. В придачу со мной, конечно. Это комплексная сделка».
Мередит словно зачарованная не шевелилась, и прошло немало времени, прежде чем она постаралась взять себя в руки и продолжала раздеваться. Этот человек совершенно неотразим. Неудивительно, что женщины падают в его объятия. Только воспоминание о его голосе, шепчущем ей на ухо все эти слова, заставляло руки трястись.
«Да уж, если бы Мэтт решил разлить свою сексапильность по бутылкам и продавать, — подумала она, невольно улыбаясь, — мог бы всю жизнь не работать и получать огромные деньги».
Ее улыбка поблекла, когда Мередит представила, скольким женщинам он предлагал рай, но тут же поняла, что, должно быть, кроме нее — ни одной. Даже бульварная пресса никогда не осмеливалась намекать, что в его доме живет какая-то женщина. И теперь, сообразив это, Мередит быстро успокоилась. Кроме того, она слишком устала от безумного эмоционального напряжения последних двух дней, чтобы удивиться этому.