Потом он вспомнил о Мериде, одиноко бредущей по бульвару. Он не мог оставить ее в этой массе хищников, ищущих свежего мяса. Он отыскал свободный участок, сделал быстрый У–образный разворот и быстро миновал, двигаясь в обратном направлении и патруль полиции, и то место, где была драка, и то место, где Мерида бросила на тротуар крестик. Те, кто исчез, прячась от полиции в темные переулки и двери баров, начали теперь выползать наружу, чтобы снова заняться поиском клиентов. Тротуары заполняло голодное человечество, и где–то в этой сокрушительной массе затерялась худенькая девушка–чикано, беременная. Но что она значит? Рико был напуган. Он сжимал в кулаке цепочку с серебряным крестиком и, хотя не считал себя по–настоящему религиозным человеком, жалел, что Мерида не оставила крестика на всякий случай. “Я найду ее,– подумал он. – Я найду ее, даже если у меня уйдет вся ночь на это, Я найду ее!”
И его “шевроле” все глубже уходил в ночной бульвар, пока не исчез в море металла.
Солнце быстро клонилось к западу, углубляя тени, которые, словно драгоценный осенний холодок, приникли к массивным восточным фасадам каменных и стеклянных зданий Лос–Анжелеса.
По мере постепенного угасания дня и света солнце все более багрово отблескивало на поверхности озер в парке Мак–Артур. Прозрачные золотые лучи пронизали окна магазинов на Родео–драйв. Лениво шевелилась пыль на улицах восточного района города, где теснились старые многоквартирные дома. Тихоокеанский прибой докатывался до тротуаров Веницианского берега. Где подростки, словно живые волчки, крутились на роликовых коньках и скейт–бордах.
Потом багровый свет перешел в пурпурный. На Голливудском и Закатном бульварах, словно разбросанные драгоценные камни, замерцали первые огни. Горы Святого Габриэля казались огромными массивами темноты с востока, а западная плоскость гранита горела красным.
И над всем городом с его восемью миллионами отдельных жизней и судеб возвышался замок Кронстина, крепко сидевший на своем скальном троне. Это было огромное обширное строение из черного камня с аркообразными готическими крышами, стенами, башнями, портиками, треснувшими каменными химерами, ехидно и злобно ухмылявшимися с башен, созерцая лоскутное одеяло города; большинство окон, особенно внизу здания, были выбиты и заколочены досками, но некоторые, на верхних этажах, избежали участи остальных, и теперь разноцветные стекла горели голубым, красным, багровым, фиолетовым в алом свете заходящего солнца.
В темнеющем воздухе появилась зябкость, становясь все сильнее. Ветер шипел и шептал в каменных зубцах стен, словно человек, говоривший сквозь выбитые зубы.