— Дорогой мистер Смит, вы ничего не поняли!
— Ясно, что ничего. А что именно?
— Мне нечего терять. Нечего!
— А вы что, действительно думали, что вам повезет.
— Была уверена.
— Почему?
— Потому что вы — это вы. — Что вы имеете ввиду?
— Просто вы такой добрый. И милый.
— Спасибо.
После говорить было не о чем. Лошади нехотя тащились по лесу, явно не понимая, куда их направляют. Но они не сопротивлялись даже тогда, когда дорога шла вверх. Из этого Мисси заключила, что они слишком хорошо знают хозяина, чтобы брыкаться. При этом он мягко вел их, не хлестал кнутом, направляя, скорее усилием воли, чем грубостью.
— Должен заметить, вы очень не похожи на остальных Хэрлингфордов, — неожиданно бросил он, почти в конце путешествия.
— Не похожа? Почему?
— Много причин. Для начала, ваше имя. Внешность. Ваша семья, забытая богом, вечно нуждающаяся. Милый характер. — Последняя характеристика, чувствовалось, далась ему с трудом.
— Не все Хэрлингфорды богаты, мистер Смит. Но я принадлежу к этой семье, по крайней мере, по женской линии. Мои мама и тетя — сестры Херберта и Максвелла Хэрлингфордов и двоюродные сестры сэра Вильяма.
Он повернулся к ней и, пока она объясняла это, смотрел на нее во все глаза, затем даже присвистнул.
— Ну, это наказание какое-то. Шайка настоящих Хэрлингфордов на Гордонской дороге, выпрашивающих милостыню. Что произошло?
Мисси на оставшемся отрезке пути потчевала Джона Смита рассказами о вероломстве сэра Вильяма и еще большей подлости его отпрысков.
— Благодарю вас, мисс Райт — сказал он, когда лошади остановились перед воротами Миссалонги. — Вы ответили на многие мои вопросы, и мне есть над чем подумать. А сейчас вы опять дома. Надеюсь, ваша мама еще не беспокоится о вас.
Мисси без его помощи спрыгнула с телеги.
— Спасибо, дорогой мистер Смит. И я все равно думаю, что вы очень добрый.
В ответ он коснулся шляпы и одарил ее улыбкой, прежде чем развернуть лошадей.
Октавия нашла записку Мисси, когда пошла на ее поиски. Записка с единственным напечатанным словом «Маме» лежала на покрывале, выделяясь белым пятном на коричневом фоне. Сердце у Октавии упало: записки, адресованные маме никогда не содержали хороших новостей. Услышав, что Друсилла вошла через переднюю дверь, Октавия скатилась в прихожую с запиской в руке и с выпученными светло-голубыми глазами, уже готовая излить столько слез, сколько требовало содержание записки.
— Мисси ушла и оставила тебе записку. — Друсилла нахмурилась, не проявляя беспокойства:
— Ушла?
— Ушла! Она забрала всю одежду и наш саквояж.
Кожа на щеках у Друсиллы начала подергиваться, она вырвала записку у Октавии и прочла ее вслух, чтобы Октавия не истолковала что-нибудь неверно.