— Украшения были?
— По-моему, нет.
— Сумочка?
— Нет. Ее сумочка была в машине мисс Дэвис.
— А как была одета мисс Дэвис?
— Когда? В тот день? Или когда они вытащили ее сестру из озера?
— Она была там?
— Ну да. Она опознала тело.
— Нет, мистер Кортеной, я хочу знать, как она была одета в тот день, когда произошло несчастье.
— Кажется, на ней были юбка и блузка. В волосах — лента. На ногах — мокасины, но я не уверен.
— Какого цвета была блузка? Желтого?
— Нет. Синего.
— Вы же сказали желтого.
— Нет, синего. Я не говорил, что она желтая.
Карелла нахмурился.
— Мне показалось, что сначала вы сказали «желтая». — Он пожал плечами. — Ну ладно, а что было после дознания?
— Да ничего особенного. Мисс Дэвис поблагодарила меня и сказала, что выпишет мне чек за потраченное время. Я сначала отказался, а потом подумал — какого черта! Я работаю как вол, да и деньги на деревьях не растут. И дал ей свой адрес. Я решил, что она может себе это позволить. Ездит в «кадиллаке», да еще нанимает шофера, чтобы тот отвез ее обратно в город.
— Почему она не поехала сама?
— Не знаю. Наверное, была слишком расстроена. Ведь это ужасно. Вы когда-нибудь видели смерть так близко?
— Да, — ответил Карелла.
Из дома раздался вопль жены Кортеноя:
— Сидни, скажи, пусть эти люди уйдут от нашего дома!
— Слышали, что она говорит? — произнес Кортеной и наконец поднял дверь гаража.
Никто не любит утро понедельника.
Это время похмелья. Новая неделя еще не началась, а остался хвост от предыдущей. Никому это не нравится, и не важно, идет дождь или светит солнце — все равно ничего хорошего. Может быть, ясное и солнечное августовское утро, которое началось с допроса у гаража в семь утра, и стало еще хуже в 9.30. Понедельник есть понедельник, и даже закон не может этого изменить. Понедельник есть понедельник, и от него дурно пахнет.
В понедельник к 9.30 утра детектив Стив Карелла был на грани безумия и, как любой нормальный человек, во всем винил понедельник. Он приехал в участок и самым тщательным образом просмотрел чеки, выписанные Клаудией Дэвис за июль, все двадцать пять штук, пытаясь найти хоть какой-нибудь ключ к ее гибели, изучая их с дотошностью книжного редактора. Кое-что казалось очевидным, но ответов на свои вопросы он так и не нашел. Он вспомнил свои слова: «Я смотрю на эти чеки и вижу целую жизнь. Как будто читаешь чей-то дневник», и теперь ему начинало казаться, что в этих двух кратких фразах он выразил главную мысль. Потому что если это был дневник Клаудии Дэвис, он оказался таким скучным, что никогда бы не вошел в список бестселлеров.