Сара меж тем что-то говорила.
Начало он пропустил, речь шла о людях, которые с годами делаются красивыми и, естественно, привлекают к себе внимание. Он вспомнил последнее появление Глухого. Почему этот мерзавец не выбрал какой-нибудь другой участок? Почему именно Восемьдесят седьмой? Посылал им фотографии. Дублировал посылки. Помогал им. Ну, не так, чтобы очень, филантропом он не был. Но бросал вызов: пошевелите мозгами, сообразите, что означают эти фотографии, и тогда поймете, какова моя цель на сей раз. Они разобрались и решили, что фотографии означают, что он собирается ограбить еще один банк. И он действительно это сделал. Дважды. Он послал людей, зная, что их поймают, если в полиции верно расшифровали фотографии, а потом, через полтора часа, отправил новую команду. И у него почти все получилось. На сей раз он назвал себя «Taubman», что по-немецки означает «Глухой». Der Taube Mann. А, черт, лучше бы это все-таки был не он.
— Ну, что скажешь? — спросила Сара.
— Надеюсь, это не он, — громко отозвался Мейер.
— Кто?
— Глухой.
— Ты слышал, что я сказала?
— Ну да, разумеется, я...
— Или, может, это ты глухой?
— А в чем, собственно, дело?
— Я говорила о Сьюзен.
— Ну и что?
— Ей шестнадцать.
— Я знаю, что ей шестнадцать.
— Она красива.
— На мать похожа.
— Спасибо. За ней начинают ухаживать мальчики.
— Они ухаживают за ней с двенадцати лет.
— И тебе это известно?
— Конечно, известно. Я что, слепой? Вообще-то я сам собирался поговорить с тобой. Может, ей пора сходить к доктору?
— К доктору?
— Ну да. Он пропишет пилюли.
— О Боже.
— Может, тебе это не понравится...
— Нет, нет, почему же?
— ...но, по-моему, лучше застраховаться. Ведь сейчас не средневековье.
— Это мне известно.
— Так ты поговоришь с ней?
— Поговорю. — Сара немного помолчала, а потом прошептала прямо ему в ухо: — Я люблю тебя, известно тебе это? — и поцеловала его в блестящую лысую макушку.
* * *
Хейзу нравилось раздевать женщин.
Особенно нравилось ему раздевать женщин в очках. Снять очки, ведь это почти то же самое, что раздеть женщину догола. Стоит только снять очки, и она выглядит особенно желанной и податливой. Ему нравилось целовать прикрытые веки женщин, чьи очки он только что снял. Но едва он притронулся к очкам Энни, как его остановили, мол не надо. Они перешли в спальню. Прихватив с собой рюмки с коньяком, они присели на край большой двуспальной кровати. Осторожно, как бы изучая друг друга, поцеловались. Тут Хейз как раз и потянулся к очкам, но, кажется, начало не обещало ничего хорошего. Если женщина не дает тебе снять даже очки, то как же дело дальше пойдет?