Когда Хейзу было семнадцать, у него была девушка, и однажды он повел себя чрезвычайно умным, с его точки зрения, образом. Он осторожно снял у нее с носа очки и подул на обе линзы. Когда девушка спросила, зачем это, Хейз ответил: «Чтобы ты не видела, чем заняты мои руки». Девушка тут же потребовала отвезти ее домой. С тех пор он больше не дул на линзы очков. Так можно лишь запутать ситуацию. Ситуация с Энни Ролз, казалось, была обещающей, но вот она велела ему убрать руки, и он решил, что сделал какую-нибудь глупость, простительную разве что зеленому юнцу. Хейз в растерянности посмотрел на Энни.
— Я хочу видеть тебя, — прошептала она.
Он снова поцеловал ее. Губы ее, мягкие и ждущие, слегка раскрылись, и стало нечем дышать. «Интересно, — бегло подумал Хейз, — как бы Сэм Гроссман из лаборатории объяснил такого рода вакуум: губы прижаты к губам, на вдохе они всасываются друг в друга, а затем в ход идут языки-разведчики». Неожиданно Хейз понял, что все у них будет хорошо, а очки — дело десятое.
Первый раз — самый главный. Он всегда весьма скептически выслушивал умников в полицейском участке, которые рассуждали, что, мол, секс становится лучше от раза к разу, научишься всяким штукам и тому подобное. Его собственный опыт подсказывал, что если в первый раз пошло что-то не так, то во второй раз будет только хуже, а в третий — вообще катастрофа. В полиции есть поговорка: скверная ситуация может сделаться только еще хуже. Вот и в сексе так же. Он целовал Энни, голова у него слегка кружилась, и это было верным признаком того, что все будет в порядке. Он и припомнить не мог, когда это у него так же вот кружилась голова от одних поцелуев. «В устах твоих сам Бог», — промелькнуло у него в голове, и он не мог вспомнить, это Шекспир или какой-нибудь фильм с участием Спенсера Трейси и Кэтрин Хепберн. «В устах твоих сам Бог», — снова пронеслось у него в голове, и он повторил фразу вслух.
— Генрих Пятый, — прошептала Энни и снова поцеловала его.
Удивительно, право, как у него кружится голова. Даже не просто кружится, а шумит. Сегодня уже мало кто умеет целоваться по-настоящему. Люди просто поспешно проскакивают через поцелуи, словно это занавес, словно вступление, через которое надо непременно пройти, прежде чем начнется настоящий спектакль. «Генрих Пятый»? Оттуда эта строка? Когда-то он знал, точно знал, но теперь забыл. Разве Энни специализировалась на английской литературе в колледже? Скорее, на поцелуях. Право, ему нравилось целовать ее и не хотелось останавливаться. Никогда еще в жизни не казалось ему, что он готов вот так провести целую ночь, в одних поцелуях, а теперь возникло такое ощущение. Он понял, что помимо поцелуев существует и кое-что еще, но чувство такое все равно не проходило.