– Вернее, выдержки. – Флетч повернул ключ зажигания. – Куда едем?
– Монастырь святого Томаса, в Томасито.
– Томасито? – Флетч уставился на Нэнси. – Да туда же сто километров!
– Не меньше.
– Я думал вас подвезти до центра.
– Мой брат в монастыре, – Нэнси смотрела прямо перед собой. – Монастырь закрытый. Едва ли он узнает, что отец мертв. Я должна с ним переговорить. Иначе мне туда не попасть.
– Ваш брат монах?
– Монах, монах. Полагаю, Том мог бы сложить об этом замечательную поэму. Монах, монах./ Зарыться в нору, / Лишь бы отрезать/ Себя от отца. Не слишком складно?
– Не слишком.
– Полагаю, поэзию лучше оставить мужу. Я же буду рожать маленьких чудовищ.
Флетч включил первую передачу, отпустил сцепление, машина тронулась с места.
– Извините за шум. Глушитель прохудился.
– Мне без разницы.
– Вы католичка?
– Я? Разумеется, нет. Уход Боба в монастырь – его личная инициатива. Не имеющая ничего общего с семьей, я хочу сказать, с нашим воспитанием. Подозреваю, он пытается искупить грехи своего отца. Хотя они и не переходят к сыну. Он подобрал себе занятие по душе.
Флетч выехал на автостраду и прибавил скорость.
– Человек, беседовавший с вашим отцом на прошлой неделе, сказал мне, что он собирается уйти в монастырь.
Нэнси вытаращилась на Флетча.
– Мой отец? – Она рассмеялась. – Я знаю, что газеты печатают только вымыслы.
– Это правда. Во всяком случае, в том, что мне это сказали, сомневаться не приходится.
– Возможно, мой отец ушел бы в монастырь, услышав трубу Судного дня. На него это похоже. Ловкий адвокатский ход.
– Он стареет.
– Ему чуть больше шестидесяти.
– Может, у него пошатнулось здоровье.
– Это хорошо. Если кто и заслужил проказу, так это он.
– Вы никогда не были близки?
– Эмоционально? Не знаю. В детстве я его практически не видела. Черный костюм и черные туфли, выходящие из дому и входящие в дом. Духовно? Когда я выросла, я поняла, что он превращал правосудие в посмешище. Растаптывал веру в закон. Ради денег. Он не верил ни в добро, ни во зло, ни в справедливость, ни в заповеди Господни, на которых зиждется наша жизнь. Он сам решал, что хорошо, а что плохо, невзирая на социальные последствия. А цель была одна – набить деньгами карманы. Я не знаю более асоциального и аморального человека, чем мой отец. Если б он не получил юридического образования, то стал бы маньяком-убийцей. – Нэнси сухо рассмеялась. – Мой отец – монах.
– Ваш муж воспевает насилие, – напомнил Флетч.
– Разве вы не видите разницы? Мой муж – учитель. Поэт. Жертвуя собой, он указывает на красоту насилия. Оно нас привлекает. Он заставляет нас бороться с насилием в себе. Показывает нам, кто мы есть. Его поэзия не была бы столь доходчивой, если бы не отражала истину.