По обыкновению все празднества в Макондо начинались за двое суток до срока и после семейного бала в господском особняке устраивался пышный фейерверк. Избранные гости и члены семьи которым старательно прислуживали их незаконнорожденные отпрыски весело отплясывали под звуки модной музыки, которую с хрипом исторгала старая пианола.
Великая Мама, обложенная подушками в наволочках тончайшего полотна, восседала в кресле и все было послушно малейшему движению ее правой руки со сверкающими кольцами на всех пяти пальцах. В тот день, порой в сговоре с влюбленными, а чаще по наитию, Великая Мама объявляла о предстоящих свадьбах на весь год. В самом конце шумного праздника она выходила на балкон, украшенный гирляндами и китайскими фонариками, и бросала в толпу горсть монет.
Эти славные традиции давно отошли в область преданий, отчасти по причине неизбывного траура, а больше из-за политических волнении, сотрясавших Макондо
Новые поколения лишь понаслышке знали о ее былом великолепии им не выпало лицезреть Великую Маму на праздничной мессе, где ее всенепременно обмахивал опахалом кто-нибудь из представителей гражданских властей, и только ей одной, когда возносили Святые Дары, разрешалось не преклонять колен, дабы не мялся подол ее платья в голландских кружевах и накрахмаленные нижние юбки. В памяти стариков призрачным видением юности запечатлелись те двести метров ковровой дорожки, что протянулась от старинною особняка до Главного алтаря, тe двести метров, по которым двадцатидвухлетняя Мария дель Росарио Кастаньеда н-Монтеро возвращалась с похорон своего высокочтимого отца в силе нового и сиятельного титула Великой Мамы. Это зрелище, достойное средневековья, принадлежало теперь не только истории ее рода, но и истории всей нации.
Посредником Великой Мамы во всех ее высочайших делах был старший племянник Никанор. А она сама, отдаленная от простых смертных едва различимая в зарослях цветущей герани, обрамлявшей вязкую духоту балкона, зыбилась в ореоле собственной славы.
Все знали наперед, что Великая Мама посулила устроить народное гулянье на три дня и три ночи как только будет оглашено ее завещание. Знали, что она прочитает его лишь перед самой смертью, но никто не мог, не желал, не смел поверить, что Великая Мама — смертная.
Однако час Великой Мамы настал. Под пологом из припорошенного пылью маркизета среди сбившихся полотнянных простынь едва угадывалась жизнь в слабом вздымании девственных и матриархальных грудей Великой Мамы облепленной по шею листьями целительного столетника. До пятидесяти лет Великую Маму осаждали пылкие и настойчивые поклонники, но она отвергла всех до единого, и, хоть природа наградила ее могучей грудью, способной выкормить предначертанных ей на роду потомков, Великая Мама умирала девицей умирала непорочной и бездетной.