— Гусар! Денис Давыдов!
И такая бывает.
— Где уж нам в гусары! — сказала она с доброй иронией.
И я рассказал супруге очаровательную легенду: в Париже в каком-то кабаке Денис Давыдов услышал, как французы заказывают: «Одну бутылку шампанского и шесть бокалов!» «А мне, пожалуйста, — обратился наш гусар к тому же гарсону, — шесть бутылок шампанского и один бокал!» Легенда уверяет, что восторженные французы, после того как Денис осушил последнюю бутылку, вынесли его на руках, хотя он мог великолепно идти на своих двоих.
— Даже не пошатываясь, — заключил я.
— Молодчина!
— К сожалению, это только предание. Поэтическое предание. Вероятно, и о нас с Есениным будут рассказывать что-нибудь в этом духе.
— Уже!
— Что «уже»?
— Уже рассказывают.
— Кто? Какие мерзавцы?
— Наши актеры.
— Ох уж эти актеры! — воскликнул я. — Они такое порасскажут!
— Слава Богу, им верят только дураки.
— И… многочисленное потомство, читающее дурацкие актерские мемуары.
— Ах, я так их люблю!
— Актриса!
— Увы. А ты бы. Длинный, мечтал жениться на докторе?
— Нет, нет! Только на тебе! Даже если бы ты была укротительницей тигров.
На углу Столешникова я купил букет сирени и преподнес своей узаконенной подруге.
Она улыбнулась:
— Белая! Белая сирень! Символ моей чистоты и невинности?
— Именно.
— Спасибо, Длинный. Я обожаю язык цветов. Никогда, пожалуйста, не преподноси мне желтых роз. Я ненавижу ревновать.
— Тебе, Нюшка, и не придется.
— Честное имажинистское?
— Да! Да! Да!
— Запомним это.
Я замедлил шал
— Стоп! Выбирайте, гражданочка, ресторан.
— Самый роскошный?
— Само собой.
— «Ампир»!
— Правильно.
Создатели этого заведения ранней эпохи нэпа пытались соперничать с Екатерининским дворцом в Царском Селе.
Сияя, как июньское солнце, мы свернули в Петровские линии.
Из «Ампира» я позвонил Шершеневичу.
— Вадим Габриэлевич дома? Попросите его.
— Анатоль?… Это ты?… А я только что звонил вам… Получил телеграмму из Одессы. В шестьдесят четыре слова!… Розочка в восторге. Ждет Мартышку, ликует… Боже мой, а какой у Розочки телеграфный стиль!… Романтика! Самая высокая! Прямо Виктор Гюго по-одесски. Родильный дом на Дерибасовской Розочка называет Дворцом деторождения. Палата для Мартышки уже забронирована. А в Аркадии, в пяти минутах от пляжа, снята для вас комнатенка… Что я! Вилла! Вилла! В десять метров и четверть балкончика в два с половиной метра. Розочка умоляет немедленно телеграфировать: день приезда Мартышки, каким поездом и номер вагона. Встречать ее будут на вокзале все Полищуки. А их в Одессе больше, чем в Москве Капланов! — кричал Шершеневич в телефонную трубку.