— Что сказал Ленин о моей поэме?
— Ничего.
— Как ничего!
— Но о вас, Анатолий, Владимир Ильич сказал: «Больной мальчик».
— Это все?
— Да. После этого Ильич сразу же заговорил о делах Центропечати.
Надо признаться, я очень обиделся на Ленина и за «больного» и за «мальчика».
"Черт побери — "больной! «. Да у меня и насморка никогда не бывает!… „Мальчик!…“ „Мальчик!…“ Меня уже вся Россия читает и пол-Европы, а он…»
Друзья знали, что я даже год тому назад бледнел от злости, когда в статьях или на диспутах меня называли «молодым поэтом».
После малкинского разговора в Кремле «Советская страна» напечатала обо мне две хвалебные рецензии — о книжице «Витрина сердца», изданной еще в Пензе, и о «Магдалине». Рецензентам, конечно, и в голову не влетело называть меня в них «больным мальчиком». Хотя Малкин уже широко разнес по Москве свой разговор с Владимиром Ильичом о «Магдалине».
— Я читала ваши стихи. Очень рада познакомиться… Никритина… Анна Борисовна.
Она протянула мне маленькую руку с ухоженными ноготками.
Во всей Москве только она сама с важностью называла себя столь пышно: «Анна Борисовна».
Этой осенью Нюша Никритина экзаменовалась в студию Камерного театра. Тут же, за экзаменационным столом, Алиса
Коонен сочинила о ней двустишие:
Как искры, глазенки,
Как пух, волосенки.
Нюша Никритина приехала с Украины, где уже была знаменитой актрисой… города Полтавы.
Восторженную рецензию о ее шумном полтавском бенефисе я довольно быстро выучил наизусть.
Теперь в Москве на Тверском бульваре, на сцене Государственного Камерного театра «юная Комиссаржевская» (как назвал ее полтавский рецензент) тоже пыталась создавать большие человеческие характеры, созвучные нашей революционной эпохе.
Три раза в неделю она самозабвенно танцевала в оперетке Лекока «Жирофле-Жирофля» и со страстью, более чем достаточной для Джульетты, играла бессловесного Негритенка в «Ящике с игрушками» Дебюсси. Впрочем, это нисколько не умаляло ее положения в российском эстетском театре с мировой славой, так как в «Ящике» все роли являлись бессловесными. Это была пантомима. Очаровательная пантомима! Но очаровательней всех в ней был Негритенок! Так громогласно утверждал я направо и налево. Спорили со мной? Возражали? Нет! Никто! Но довольно часто спрашивали: «Между прочим, а как ее фамилия?» Этот вопрос приводил меня в ярость: «Вот она — современная интеллигенция! Вот они — современные театралы! Невежды! Круглые невежды! Варвары! Даже не знают фамилии юной Комиссаржевской!»
Моя первая любовь Лидочка Орнацкая, если помните, была тоненькая и большеглазая. Однако в сравнении…