«Неужели, — думал он, — этому прелестному созданию суждено быть связанным с моей судьбой? Судя по событиям последних дней, можно было бы подумать, что это так. Но, конечно, это только одному небу известно, и пусть да будет его Святая Воля! Я поклялся, и Господь слышал мою клятву, посвятить свою жизнь на облегчение страшной участи моего бедного отца, но разве это мешает мне любить Амину? Нет! Моряк, посвятивший себя службе на море, избравший для себя дальние плавания в Индию, разве он не проводит целые месяцы дома, в своей семье, на берегу, а затем возвращается к исполнению своих обязанностей и своего долга?! Мне предстоит скитаться в открытом море, плавать по океанам и жить вдали от родины. Но сколько раз придется мне все снова и снова возвращаться сюда, и почему бы мне лишить себя утехи и отрады радостного возвращения к любимой женщине, счастья, ее улыбки и привета? А все же хорошо ли я поступаю, добиваясь любви девушки, которая если раз полюбит, то, я уверен, будет любить искренно и глубоко… И смею ли я убеждать ее связать свою жизнь с жизнью человека, обреченного судьбой на всякие невзгоды и, вероятно, даже на преждевременную смерть?!
Но ведь жизнь каждого моряка полна случайностей; в бурю и непогоду каждый моряк является игралищем сердитых волн, с которыми ему приходится бороться! Кроме того, я избран судьбой для выполнения трудного долга, и если так, то судьба должна щадить меня до тех пор, пока волей Небес я не исполню свой долг. Но когда это будет и чем должно это кончиться?! Смертью? Но ведь все люди умрут, и никто не знает, когда к нему придет смерть».
Так размышлял Филипп Вандердеккен. Наконец забрезжил рассвет, и когда он увидел румяное зарево нарождающегося дня на горизонте, то дал волю одолевавшей его сонливости и задремал в том же положении, в каком просидел здесь всю ночь. Легкое прикосновение к его плечу заставило его вскочить на ноги и выхватить пистолет, спрятанный им на груди. Но, обернувшись, он увидел перед собой Амину.
— Это предназначалось мне? — улыбаясь, спросила Амина, повторяя его вчерашние слова.
— Вам, Амина, чтобы защитить вас от всякого, кто осмелился бы покуситься на ваш покой!
— Я знаю, — сказала она, — но как великодушно было с вашей стороны просидеть здесь всю ночь и караулить нас, после столь утомительного и тяжелого для вас дня!
— Вплоть до рассвета я не сомкнул глаз!
— Ну, так теперь ложитесь и отдохните! Мой отец уже встал; вы можете прилечь на его постели.
— Благодарю вас, но я не чувствую желания спать! Нам предстоит еще много дела. Мы должны пойти к бургомистру и заявить ему о всем, а эти тела должны оставаться здесь нетронутыми, пока сюда не явятся власти и не удостоверят наших показаний. Пойдет ли ваш отец, или должен сходить я?