— Нет, зачем же вам терять их, мингер Путс! — заметил Филипп. — Я обещал вам заплатить и сдержу свое слово. У меня денег больше, чем надо… В моем распоряжении тысячи гильдеров, и я не знаю даже, что с ними делать.
— У вас тысячи гильдеров! Тысячи гильдеров!! — повторил Путс. — Нет, пустяки, этого не может быть!
— Повторяю вам, Амина, что у меня тысячи гильдеров лежат без употребления, — сказал Филипп, — а вы знаете, что я вам никогда бы не солгал!
— Я поверила вам и тогда, когда вы сказали это моему отцу! — отозвалась она.
— В таком случае, если вы так богаты, то, зная мою бедность, вы может быть…
Но Амина зажала старику рот рукой, и фраза его осталась недоконченной.
— Отец, нам пора ложиться спать! На сегодня вы должны нас покинуть, Филипп! — добавила она, обращаясь к молодому человеку.
— Нет, я этого не сделаю, и вы можете быть уверены, что я всю ночь не сомкну глаз. Вы можете спокойно ложиться спать, так как теперь действительно время отойти ко сну! Спокойной ночи, мингер Путс. Я попрошу у вас только лампу, до рассвета еще далеко, затем уйду. Спокойной ночи, Амина!
— Спокойной ночи! — ответила девушка, протягивая ему руку. — И премного благодарю вас!
— Тысячи гильдеров!! У него тысячи гильдеров! — шептал старик, глядя вслед Филиппу, который выходил из комнаты и спускался вниз.
Филипп Вандердеккен уселся под портиком входной двери и смахнул волосы со лба, который он подставил под ветер, так как постоянное возбуждение и волнения последних дней вызвали у него лихорадочное состояние, нервность и общее недомогание. Он чувствовал потребность в отдыхе, но знал, что для него нет настоящего отдыха, нет спокойствия. Его томили тяжелые предчувствия; он предвидел в будущем длинный ряд всевозможных опасностей, бедствий, невзгод и даже смерть, преждевременную, неестественную смерть, но он смотрел на все это без ужаса и даже без волнения. Ему казалось, что он начал жить всего только три дня тому назад, а что все, что было раньше, было какое-то бессознательное существование; у него было невесело на душе, но он не чувствовал себя несчастным. Мысли его все время вращались вокруг рокового письма. Страшное, неестественное исчезновение его несомненно указывало на его сверхъестественное происхождение, во-первых, и во-вторых, на то, что это послание предназначалось именно ему и никому другому; а находящаяся в его руках священная реликвия еще более наглядно подтверждала этот факт.
«Такова моя судьба! Это мой долг! — думал Филипп. — И я исполню его, чего бы это мне ни стоило». — Порешив на этом, он невольно перенесся мыслями к прелестному образу молодой девушки.