Молодец, хотевший купить ее, подошел ко мне.
— Кто купит мою жену? — спросил я.
— Я, — сказал он.
— Что дашь?
— Полкроны, — ответил он.
— Прибавишь полстакана грога?
— Хорошо, — сказал он.
— Она — твоя! Желаю тебе счастья в покупке. Я передал ему веревку, и он увел Сью.
— За сколько, говоришь, продал он жену? — спросил паша, когда эта часть истории была передана ему.
— За один пиастр и глоток водки, — отвечал визирь.
— Спроси его, хороша ли была она, — сказал паша.
— Хороша ли? — задумался матрос на вопрос Мустафы. — Да, то было такое красивое судно, что едва ли увидишь другое, ему подобное. Ход ее был красив, имела она прекрасную круглую корму, высокий рост, хорошую окраску, а волос было бы довольно и для русалки.
— Что говорит он? — спросил паша.
— Франк уверяет, что глаза ее светились так же, как у газели, брови сходились, рост ее уподоблялся стройному кипарису, лицо полной луне, и она была так же полна, как гурии, которыми награждаются истинные правоверные.
— Маша плах! И все это за один пиастр! Спроси его, Мустафа, много ли в той земле продажных женщин?
— Много ли? — переспросил матрос. — В продолжение часа можешь нагрузить ими целый корабль. Есть у нас в Англии ребята, которые рады дать горсть золота, лишь бы избавиться от своих жен!
— Мы разведаем о том поподробнее, Мустафа, как ты думаешь?
— Непременно, — ответил Мустафа. — Сердце мое подобно изжаренному мясу при одном воспоминании о женщинах той земли; они таковы, какими описал их матрос; это просто гурии. Продолжай, яга-биби, друг мой, и расскажи его…
— Яоув бибби! Я сказал тебе, что меня зовут Билл, а не Бибби; притом я никогда не жажду на пути; хотя иногда, вот как и теперь, пристаю для принятия провианта. — Матрос хлебнул порядком из фляжки, обтер рот рукавом и продолжал: — Теперь пойдет чистая ложь.
Я отправился на одном бриге в Бразилию; вдруг поднялась такая буря, какой еще не видывал я в жизни.
Надо было приставить к капитану троих, чтобы держать его за волосы. Один юнга был поднят ветром к самому месяцу и спустился оттуда по двум лучам его, ухватился за грот-мачту и не потерпел ни малейшего вреда.
— Славно! — сказал Мустафа и передал это паше.
— Чудно! Клянусь бородой пророка! — воскликнул паша.
Буря продолжалась восемь дней. Ночью — я стоял тогда на руле — прибило нас к одному голому острову. Толчком перекинуло меня через горы на другую сторону острова в море. Я приплыл к берегу и кое-как вскарабкался в пещеру, где и заснул. На другое утро открыл я, что тут не было никакой пищи, кроме крыс. Их было в изобилии, но они были такие проворные, что я не мог поймать ни одной. Обходив весь остров, заметил я, что около одного места собралось множество крыс. Они теснились около речки, единственной на всем острове, как открыл я после. Крысы не могут жить без воды, и мне пришло в голову, что здесь я могу ловить их. Я накрыл всю речку, оставил маленькое отверстие и сел подле него. Когда крысы пришли опять, набрал я полный рот воды и раскрыл его сколько мог. Они бросились туда, и я стиснул их зубами. Таким образом ловил я их, сколько мне было нужно для поддержания себя.